Читать «Антология современной швейцарской драматургии» онлайн - страница 129

ПЕТЕР. Родить сейчас ребенка. Это нереально. Потому что это просто великое дело. Тут ни на секунду нельзя тешить себя иллюзиями. Когда у меня закончились отношения с той женщиной с ребенком, я прекратил и отношения с ребенком тоже. Это было больно, но эти отношения или бывают полными, или их совсем нет. Потому что эти встречи, а потом их долгое отсутствие — этого я не могу навязать ни ребенку, ни себе. Эту неопределенность я достаточно хорошо изведал на собственной шкуре.

МАНД И. У нас обоих было желание иметь ребенка, пока ребенок не родился у моей сестры. Ее дочка четыре дня в неделю жила у нас и с какого-то времени стала звать нас мамой и папой. Для моего друга это было слишком. У него начались приступы неофобии. Он сел напротив меня и сказал, что больше не знает, как жить дальше. Не знает, что он ко мне чувствует, — дескать, ему надо об этом подумать. И это нормально. После этого он еще полгода спал со мной в одной постели, продолжал прежние отношения, но повсюду говорил, что мы больше не вместе.

ПЕТЕР. Для себя самого мне важно чувствовать, что я могу работать как угодно долго, сколько понадобится. На втором месте была бы уже она. И тут я присмотрелся внимательнее, довольна ли она этим. Потому что несчастная, не реализовавшая себя женщина — это, по-моему, не вариант.

МАНДИ. Я всегда была семейным человеком и очень привязана к моей семье. У меня была проблема, что мы жили на Востоке, а мой отец уехал в Западный Берлин, по частному приглашению. С моей матерью они договорились, что он останется там, а мы выедем по запросу о воссоединении семьи. И потом я не видела его полтора года. Моя мать за это время превратилась в психическую развалину, потому что с выездом ничего не получалось. Штази постоянно контролировала меня, контролировала ее и приставляла ей нож к горлу, дескать, подавайте заявление на развод, у него там уже давно другая, что было неправдой. Моя мать работала полный день. В то время семья Марселя оказалась для меня очень важной, они меня поддерживали. А потом мы все-таки переехали сюда. Это было время, когда сломали Стену, и потом было очень, очень тяжело, потому что я была «осси». У меня была разновидность эпилепсии, и в ГДР я получала такие лекарства, про которые здесь, на Западе, врачи говорили: «О боже, да такое здесь и взрослым не дают». Я и правда сильно прибавила в весе, у меня был восточный диалект, восточная одежда, и я все еще была толстой. Из-за всего этого я была козлом отпущения для своих одноклассников, легкой добычей, чтобы есть меня поедом.

Поскольку мои родители были заняты собой, чтобы снова найти путь друг к другу, на душе у меня было так, что я перестала есть. Я очень быстро похудела и весила уже 40 килограмм. А потом я попала в больницу, и выяснилось, что я не смогла осилить разлуки с отцом, всех этих метаний туда-сюда, и меня это психически подкосило в мои 14 лет. Да, и тогда я начала работать. Постепенно выбиралась из себя, участвуя в работе молодежной радиостанции. В восемнадцать я уже отвечала за передачу. Эти подъемы и спады тянулись на протяжении всей моей жизни. И тут история с Марселем. Я сошлась с ним после того, как мы не виделись семь лет. В 19 лет переезжала и, собирая вещи, нашла номер телефона. Позвонила ему, и мы тут же встретились, и через полтора месяца уже были по-настоящему вместе.