Читать «Голоса трех миров» онлайн - страница 39

Александр Борисович Преображенский

— Браво! Браво, Султан! Браво!

«И чего тут бравого? — удивился Барди. — Вот скакнул бы он и впрямь вечером через ограду к бессловесным да к утру вернулся бы обратно. Вот это действительно было бы «браво», да только даже Тигран на такое не отважится». И еще он вдруг вспомнил, что Рута обещала его здесь накормить. Однако красавице было сейчас ни до кого. Лавируя между множества спин и боков, она стала продвигаться вперед к пню. «Тоже, что ли, хочет попеть?» — стал протискиваться за ней и Барди. Но Рута остановилась, едва человек с ящиком заставил проволочки издать новые тревожные звуки.

— Друзья, — не запел, а заговорил этот человек. — Теперь то, чего мы ждали с таким нетерпением. Первую песню, которую вы сегодня слушали, написал я. Вторую мы сочинили вдвоем с Султаном. А теперь специально для вас совершенно новая песня, аналогов не было. Автор — Султан Б л эк.

И хотя никто еще ничего не спел, но люди почему- то опять постучали рука об руку, а собаки дружно полаяли. Когда все стихло, человек с ящиком снова рванул по проволочкам, и ризен почти одновременно запел:

Можешь звать его ты домом, Назови его ты — лес, Он прекрасен днем и ночью, Вместе с листьями и без. Он ветвями зарешечен И, конечно, заселен. И пока не искалечен, Потому что Дикий он.

Все, кто был в данный момент на поляне, тоже стали немного дикими, потому что пришли в дикий восторг, которого пока все еще никак не разделял Барди. И вдруг он узнал эту песенку — это же та самая, которую пела на холме Варя. Теперь Султан повторял ее слово в слово:

В диком лесе Дикий зверь

Стережет входную дверь. А быть может, Просто ждет, Когда к двери Хозяин подойдет.

«Ну и брехло!» — некультурно подумал Барди и почувствовал, как рокотанием горла рождается его собственное возмущение.

— Тише! — обернувшись, недовольно шикнула на него Рута. — Не можешь сам, не мешай петь настоящему барду.

Это было до того обидно и несправедливо, что Барди беспокойно затоптался на месте, озираясь по сторонам. Неужели все здесь думают, что это Султан Блэк сочинил, и вообще, почему Рута считает этого чернявого настоящим, а его непонятно каким?

Лица людей светились восторженными улыбками, собаки замерли словно каменные, насторожив уши. Не в силах дальше переносить такое, боясь выдать себя, мучаясь своей бессловесностью, Барди стал пробиваться прочь, под последние слова песенки, которых он уже не знал, но какое это имело значение, Варя–то наверняка знала!

Он войдет и не обидит Бессловесных дикий род, Не сломает что увидит, А совсем наоборот, То, что сломано, — поправит, Что больное — исцелит, Потому что, коль хозяин, То за дом Душа болит.

«Пусть допоет, — думал Барди. — Пусть Рута дослушает. А я не могу. Посижу в сторонке, там где слов не слышно. А потом уж опять подойду к ней. Пусть хотя бы накормит, раз обещала».

Ждать пришлось долго. Человек с ящиком и ризен, присвоивший себе чулсую песню, никак не могли закончить, и Барди начал жутко скучать в тени раскидистого дерева с рассеченными наподобие растопыренной человеческой ладони листьями, только очень, очень широкой. У них в поселке таких деревьев не было. Дерево негромко шумело под несильным ветерком и шевелило зелеными ладонями, словно хотело погладить Барди. Потом одна из этих ладоней стала опускаться все ниже, ниже. Барди немного пригнул голову и глянул на дерево исподлобья, убегать он не собирался, но кто его знает, какова окажется древесная ласка. На опустившейся почти до уровня его головы расправленной ладони лежала большая упругая розовая сосиска. От нее так пахнуло вкуснятиной, что у Барди закружилась голова, в животе тоже сразу все закружилось, ожило, заиграло — все брюхо заходило ходуном и жалобно застонало. От этого стона Барди проснулся. Дерево было, сосиски не было, и черный бородач все еще пел, выводя хрипатые рулады. Но запах вкуснятины не растаял вместе со сном, он разливался волнами у Барди над головой, набегал откуда–то справа и обволакивал со всех сторон дурманящим облаком. Это был настоящий запах, и Барди почувствовал страшный голод. Новый стон его живота подтвердил реальность окружающего мира.