От пастбищ, высушенных жаром,в отроги, к влаге и траве,теснясь нестройно, шла отарас козлом библейским во главе.В пыли дорожной, бел и тонок,до умиленья мил и мал,хромой старательный ягненокедва за нею поспевал.Нетрудно было догадаться:боялся он сильней всегоздесь, на обочине, остатьсябез окруженья своего.Он вовсе не был одиночкой,а представлял в своем лицекак бы поставленную точкуу пыльной повести в конце.
МАГНИТКА
От сердца нашего избытка,от доброй воли, так сказать,мы в годы юности Магниткойтебя привыкли называть.И в этом — если разобраться,припомнить и прикинуть вновь —нет никакого панибратства,а просто давняя любовь.Гремят, не затихая, марши,басов рокочущая медь.За этот срок ты стала старшеи мы успели постареть.О днях ушедших не жалея,без общих фраз и пышных словстрана справляет юбилеилюдей, заводов, городов.Я просто счастлив тем, что помню,как праздник славы и любви,и очертанья первой домны,и плавки первые твои.Я счастлив помнить в самом деле,что сам в твоих краях бывали у железной колыбелив далекой юности стоял.Вновь гордость старая проснулась,припомнилось издалека,что в пору ту меня коснуласьтвоя чугунная рука.И было то прикосновеньепод красным лозунгом труда,как словно бы благословеньесамой индустрии тогда.Я просто счастлив тем, однако,что помню зимний твой вокзал,что ночевал в твоих бараках,в твоих газетах выступал.И, видно, я хоть что–то стою,когда в начале всех дорогхотя бы строчкою одноютебе по–дружески помог.