Читать «О людях и ангелах (сборник)» онлайн - страница 400

Антон – рыбак-любитель, из тех, что по части теории даст фору любому профессионалу. Покажи ему картинку какого-нибудь немыслимого муксуна из сибирской Оби, он расскажет про него всю быль и небыль – от икринки до вываживания севшей на крючок рыбины в подсак. Что ж, истинному арманисту вовсе не чужды здоровые увлечения и невинные склонности. При этом Антон бдителен и часто бывает чрезмерно строг, а то и суров в общении с посторонними ещё до того, как те проявили свои намерения. В собрании Братства он ведёт семинар геральдики и генеалогии.

Хейла – секретарь нашего Братства. Она графиня. Графиня во всех подробностях, до кончика хвоста. Большего и не скажешь. Мы снимаем перед ней шляпы.

Про патриарха Гвидо я уже говорил. Он затворник и нелюдим. Сидит в Австрии, как барсук в норе. По молодости он увлекался альпинизмом и греблей, много ездил верхом. Облазил всю нижнюю Австрию – искал камни с рунами, изучал ландшафты и народные традиции. Мы состоим с ним в дружеской и научной переписке. В частности, по вопросам теософии, мистического империализма, следов теократического арийско-германского государства с королями-священниками на троне, выявленных им в фольклоре, ландшафтах отечества и археологических данных, а также по вопросам арманистской мудрости в книгах Ветхого Завета, арийского протоязыка и толкования смысла, значения и магической власти древних рун.

Про себя скажу одно: я люблю небо, я слышу в нём дивные звоны. В собрании Братства я веду семинар по древнегерманскому праву.

Да, чуть не забыл, тотем нашего Братства – красный орёл.

Однажды в разговоре Фон обмолвился, что все мы, как в магическом яйце, живём внутри замкнутой пространственно-временной сферы. Фон не вдавался в детали, но я вынес из его речи следующее: мы запаяны в этой сфере, словно в гигантской алхимической реторте, стоящей на первородном огне, мы всё время в процессе – бурлим, движемся, от жизни к жизни перемещаемся в её пределах по географии и времени и меняем тела до тех пор, пока нам не удастся очиститься и стать совершенными. Так свинец, то поднимаясь из грязи к благородству, то оступаясь и соскальзывая в ничтожество, то вновь поднимаясь и преображаясь, в результате труда Великого Делания нехотя обращается в золото. Мне это запомнилось. И навело на мысль, которая каким-то образом, кажется мне, связана с его словами. Вот эта мысль: родина – в большей степени время, чем пространство.

Впрочем, даже если Фон прав и мы после смерти меняем тела, о прошлой своей жизни я ничего не помню. Разве что… Нет, ничего.

И всё-таки странно. Порой, когда мы сходимся в собрании на братское застолье, пьём вино, беседуем и щедро дарим себя друг другу, меня иногда окатывает жаркой волной странное чувство и руки мои становятся влажными. Если попытаться выразить это чувство словами, выйдет так: как это, в сущности, смешно, когда все вокруг говорят по-немецки.