Читать «Гормон радости» онлайн - страница 23

«А слышали, в Крестах парень сидит, который спиздил коня. Настоящего коня, в одну лошадиную силу!»

«Бабы… Мне четыре года дали за телик “Горизонт”… Он три тыщи стоит! Я его то закладывала, то выкупала. А бабушка с дедушкой меня мусорам вломили. Теперь плачут – ох, как много дали! Четыре года общего! За что?!»

Водочки бы граммов пятьсот, да под хорошую закуску, да дома или хоть в кафе. Впереди главное испытание для Ани – обыск. Недавно ввели новые правила. Возвращаешься с суда или этапа – проходишь «гинекологический осмотр».

Сначала этим занимались медработники – хронически пьяный дерматолог, например. В прошлый раз он нащупал через Анино влагалище тазобедренную кость, и они долго спорили, телефон это или кость. Аня потом весь следующий день ходила сложившись, живот ныл. Сейчас решили по-простому: искать в женских влагалищах запрещенные предметы может любой сотрудник ФСИН, у которого есть руки. Потому как даже дерматолог уволился. Да и кто пойдет в тюрьму за пять тысяч рублей работать?

Зэчки возмущаются, а толку? «Не нравится – пишите жалобы! Мы тоже не нанимались! Нам, что ли, приятно?!» Хотя всем известно, что в тюрьмах жалобы не пишут, а проверяющим из прокуратуры отвечают, что все устраивает. Потому что те вернутся домой чай-пиво пить, а ты останешься в своей камере со своим гонором. Много есть способов испортить человеку и без того невеселое существование.

Сначала сотрудники службы режима вынесут из камеры телевизор, холодильник или радио – если в камере есть эти «девайсы».

А потом… О-о-о! Варианты бесчисленны. Но страдать будет вся камера. Например, «вылетят» сигареты, стиральный порошок отнимут и перемешают с сахаром, как тогда у «многоходок». Заставят бегать по коридору с матрасами и вещами, сидеть днями на железной сетке, раз на матрасе надоело. Режимникам плевать, астма или больное сердце. «Шевелись, пенсия!» – орут они на пожилых женщин. Страшно сидеть в режимной камере, а на коммерческую откуда сейчас, да и к чему это? Режимники совершенно ебнутые, управы на них никакой, так и орут: пишите операм, жалуйтесь, режим рулит!

Одного зовут хер выговоришь сперва: Мурат Абмурдинович. Ему двадцать пять, этому лезгину. Вечно укуренный до невменоза, иногда он прячется в камере, где сидит Аня, и смотрит мультики по «2x2». И не волнует его, что при нем ни за шторку не сходить девкам, ни чифа дернуть. И не страшно ему в хате «тяжелостатейников», среди убийц, разбойниц и грабительниц.

Нервный, дурной, но вот попросила Аня вылезшие гвозди в скамейку вбить, мол, девки уже все жопы ободрали, – он матом заорал, рацию выдернул и ею же в два счета заколотил шляпки в дерево. Засмеялся и ушел.

Один раз на обыске в цыганской хате Мурат Амбурдинович обвинил чавэлок в колдовстве. «Я – говорит, – спать стал хуево. Это вы, суки, колдуете! Я вам, блядь, устрою!» Забрал у них все журналы и разгромил камеру. Унитаз стоял на галере, пока другая смена не заступила. Цыганки возмущались: «Как можно? Сам черный и говорит, я маму твою ебал… Как можно родную маму ебать? Больной…»