Читать «Смерть Сталина. Все версии. И ещё одна» онлайн - страница 142

Личное

Моё детство прошло в Одессе, на Маразлиевской, 5, в чудном неповторимом городе, о котором я писал в книге «Боря, выйди с моря»:

«Если бы Паустовский не написал «Время больших ожиданий» и не обозначил его двадцатыми годами, то я рискнул бы каждое последующее десятилетие Одессы также называть этим звучным именем. И если в тридцатых по очереди ждали хлеба, ареста и «Весёлых ребят», в сороковых — победы, хлеба, ареста и «Тарзана», а в пятидесятых — ареста, освобождения и СВОБОДЫ, радуясь ей, как в известном анекдоте о еврее, впустившем и выпустившем, по совету ребе, из своей квартиры козла, то в шестидесятых — точнее, на заре их — в Одессе ждали квартиры, футбола и коммунизма».

На противоположной стороне Маразлиевской, 5, в угловом доме в начале XIX века находились почтовая станция и постоялый двор — место первой одесской ночёвки Пушкина. На другом конце улицы, в доме, окнами выглядывающем на море, жил Куприн. Тихая Маразлиевская, до революции называвшаяся улицей одесских банкиров, в сталинское время приобрела печальную славу.

Маразлиевская, 40. Пятиэтажное здание НКВД. Валентин Катаев в повести «Уже написан Вертер» рассказывает, как приговорённые к расстрелу четверо мужчин и женщина раздеваются догола, аккуратно складывают одежду — изобретение расчётливых убийц, взятое на вооружение гитлеровцами, — и безропотно входят в расположенный внутри здания гараж из тёмного кирпича. Гремят выстрелы.

В октябре 41-го здание одесского НКВД было взорвано. Принесло ли исчезновение зловещего дома успокоение обитателям Маразлиевской, 5? Оскалившиеся головы двух бронзовых львов, охраняющие фасад помпезного здания, в октябре 41-го со своей задачей не справились. Первая семья отца, мои брат и сестра, осенью 41-го ушли из Маразлиевской, 5 в небытие.

…После войны на бронзовых львов уже никто не надеялся — оборонительный рубеж создавался в квартирах. Моё счастливое детство оберегали две фарфоровые тарелочки с портретами Ленина и Сталина, висевшие на стене, над детской кроваткой. Сталин был в форме генералиссимуса, выглядел привлекательно и, как положено полубогу, располагался повыше. Из ясельных воспоминаний, которых почти не осталось, я безошибочно распознавал вождей мирового пролетариата и на мамин вопрос: «А где Сталин?» чётко указывал на тарелочку, на которой сверкал золотистыми погонами усатый генералиссимус.

…Двоюродный брат мамы, журналист «Красной Звезды», был репрессирован в 37-м — исчез бесследно.

Мой отец, старший контрольный мастер и по совместительству парторг механического цеха завода «Кинап», в 1952-м был снят с должности и переведен на низкооплачиваемую работу, кладовщиком. На большее он, с перебитой разрывной пулей правой рукой — ранение получено было под Сталинградом 21 января 1943 года при прорыве немецкой обороны — рассчитывать не мог.