Читать «Узник Бастилии» онлайн - страница 13
Наталия Алексеевна Венкстерн
Несколько дней узник неистовствовал в своем карцере, колотил кулаками в стену, царапал себе лицо и грудь, кричал… затем, как и все заключенные, затих. Целыми часами он сидел неподвижно, не то думая о чем-то, не то погружаясь в дремоту. Время остановилось для него.
* * *
Прошло пять лет. Многое изменилось в жизни живых людей, но заживо погребенные ничего не знали об этом. Сторож Дарагон однажды решился напомнить начальнику тюрьмы об обитателях подземелья.
— Этот Данри, — сказал он, — ведет себя очень тихо и униженно просил меня передать вам просьбу: он хотел бы говорить с вами.
Начальник Бертэн, сменивший прежнего неумолимого Берье, дал свое согласие и через несколько дней спустился к Латюду в подземелье. Глаза с трудом различали предметы в полумраке карцера. Узник, похожий на скелет сидел на соломе и, гремя цепями, с трудом поднялся при его появлении.
— Благодарю вас, — сказал он странным, придушенным голосом.
Бертэн чувствовал, что сырость проникла в его легкие и горло и ноги стыли на холодном полу.
— Выпросили меня притти, — сказал он, — чего вы хотите?
— Я хотел бы видеть солнце, — сказал Латюд, — вот уже пять лет, как я томлюсь во мраке. Я исстрадался. Зрение у меня слабеет, предметы двоятся в глазах. Если оскорбленная мною королева считает меня достаточно наказанным, я прошу разрешить мне лишь немного воздуха и солнца. Позвольте мне написать ей.
И утомленный своей речью он замолк.
— Я передам королеве о вашем хорошем поведении и смирении, — ответил Бертэн, — пишите ей. И торопясь скорей покинуть зловонную яму, он крикнул сторожу. «Дайте ему перо и бумагу».
Наконец, пришло долгожданное разрешение, и Латюда перевели в комнату, освещенную настоящим окном. Хотя в ней стоял нестерпимый холод, Латюд не помнил себя от радости: он видел клочок неба, он видел солнце, голуби летали у решетки его тюрьмы. Счастье, казалось, улыбнулось ему, наконец. Ему разрешили прогулку на башнях. Вид солнца и неба заставлял его плакать от умиления. Ему разрешили бумагу, чернила, перья и, наконец, верх счастья— несколько книг.
Довольный его покорностью Бертэн обещал ходатайствовать об его освобождении перед королевой.
Однако королеве эта просьба показалась нарушением самых священных прав Бастилии. «Смягчение условий — да, на это я согласна. Но освобождение такого опасного преступника— это было бы чистым безумьем!»
Шарантон — тюрьма, где содержались менее опасные преступники; там они пользовались сравнительно большей свободой, чем в Бастилии, начальство относилось к ним проще, сторожа были снисходительнее. Сюда-то и перевели Латюда, ослабевшего, больного, казавшегося глубоким стариком. Ему об‘яснили, что такая милость королевы должна сделать его совершенно счастливым. Латюд, привыкший всему безмолвно покоряться, выразил, насколько это было в его силах, свою благодарность.