Читать «Русская тройка (сборник)» онлайн - страница 363

Владимир Рудольфович Соловьев

Но, простите, что мешало Парфенову в своей передаче на Первом канале честно показать новости? Что мешало подойти к каждому информационщику и сказать: «Я что-то не вижу трупов убитых дикторов и редакторов служб новостей, разбросанных по улицам города-героя Москвы. Я не вижу каторжан, идущих с телевидения ровными рядами. Чего вы боитесь? Почему вы боитесь? Вы за свою работу держитесь? Но если все говорят правду, кого увольнять? Что вам могут сделать? Вы считаете, что вас уволили неправильно, – подайте в суд, отстаивайте свою точку зрения!» Но нет, то был вопль холопа барину: «Барин, разреши быть свободным!» Но ведь это все равно холопство.

До этого говорит с Путиным и просит его о чем-то «Юра Шевчук, музыкант». Ты с кем беседуешь, Юра? Он же всего лишь слуга народа. Он работает за зарплату, которую мы ему платим. А ты гражданин. Так что ж ты с ним говоришь, как будто он царь, а ты холоп? Почему ты юродствуешь, Юра? И все говорят: «Он такой смелый, он ему правду в глаза сказал». А он себя как гражданина даже не позиционировал. Премьер-то не может делать того, чего он делать не должен.

В 1861 году отменили крепостное право, но мы так и не стали свободными. У нас в мозгу сидит это «нельзя». Нет, вот вы мне разрешите быть свободным, и я тут же стану. Личной ответственности никакой. Вот говорят: Кущевка в каждом российском селе. А что такое Кущевка? Кущевка показала только одно: мы рабы, жалкие, ничтожные рабы. Сколько было этих бандитов? Двести человек? Тридцать тысяч – население Кущевки. Среди них казаки есть, есть отслужившие в армии. Даже мужчины есть. Пятнадцать лет бандиты убивали, насиловали, двести изнасилованных женщин было – это только те, которые написали заявление. Вот они приходят домой. Они чьи-то жены, сестры, дочери, они рассказывают своим мужьям, отцам, братьям, что с ними произошло, а те им говорят: «Ну потерпите, хорошо хоть не убили». Разве это нормально?

Они не идут мстить, они даже не увозят своих женщин из этого ада, они остаются жить там. Сильные здоровые мужчины гладят своих женщин по головам и говорят: «У нас нет денег, мы не можем отсюда уехать. Это наша родина». Не переезжают в соседнее село, не делают ничего. Они скот. Их убивают, режут. Когда резали этих несчастных двенадцать человек, крик стоял такой, что, говорят, в станице у людей от ужаса волосы вставали дыбом. Но по показаниям – никто ничего не слышал. Ведь это страшный приговор нашему народу.

Мы все время себя убеждаем, что русский бунт беспощадный. Вранье. Говоря без всякого лукавства о нас и о политике, можно с печалью констатировать только одно: мы холопы. И нами правят баре – даже не потому, что они этого достойны, а потому что мы так всего боимся. Хотя бояться-то нечего. Нам отменили крепостное право, а мы как были, так и остались рабами. Но посмотрите друг на друга, у вас же хорошие лица, у вас же прямые спины! Вы же не лагерная пыль! Есть величие восстания Варшавского гетто, когда люди знали, что идут на смерть, но зубами грызли фашистскую сволочь. И есть позор Бабьего Яра, когда люди стояли в очереди на расстрел и покорно ждали своей пули. Но выбор всегда за человеком, хотя иногда бывает, что конец один.