Читать «Русская тройка (сборник)» онлайн - страница 356

Так вот, мы говорили с ними, и объясняли им психологию взаимоотношений, и рассказывали о необходимости продвигаться, создавать рыночные условия, и уверяли их, что рынок сам по себе выправит миллион огрешностей. И нам казалось, что эти молодые ребята с горящими глазами – как у Бориса Немцова, как у Ирины Хакамады, как у Егора Гайдара, как у того же Чубайса, – начнут что-то понимать и будут действительно создавать условия, при которых бизнес начнет развиваться.

Тогда случился этот самый первый, самый страшный и хорошо известный в истории демократии кризис, при котором реформаторы осуществляют первые начальные шаги. А потом консервируют их, так как именно первые шаги позволили им добиться преимущественного положения, и они его распределяют по своим карманам и по своим друзьям, создавая свою элиту, и не хотят больше никого пускать к пирогу. А им надо было продолжать движение вперед, которое всегда в случае такого рода политической структуры идет через откат. То есть, условно говоря, в 1996 году на выборах должен был победить Зюганов, чтобы в 2000-м опять победили демократы, но они купили выборы, уничтожили демократические свободы, законсервировали эту ситуацию и вошли в эпоху сначала олигархического капитализма, а потом чиновничьего феодализма, когда капитализм уже перестал играть хоть какую-то роль. Когда частная собственность исчезла, ее просто не было, она стала глупостью, за нее никто не бился, суды все понимали правильно.

Но вот что самое страшное, так сказать, изюминка всей ситуации, – людям во власти по-прежнему казалось, что есть какие-то тайные механизмы, которые бизнес знает лучше. Как выйти на международную экономическую арену, как разговаривать с западными партнерами, как работают финансовые рынки. И вдруг – мировой кризис. «Ну что, умники? Что приуныли-то? Все в долгах? Задницы-то голые. А ну иди сюда! Сколько у тебя долгов?» И приходит грустный Дерипаска. «Что, никак деньги нужны? А ты ж не вернешь, подлец». И ведь не вернет, и он это знает, и все это знают. «Ну ладно, умник».

И получилась удивительная модель, когда власть вдруг поняла, что умная-то она. Ведь она определяет, кому и сколько дают, какой компании жить, кому будет оказана господдержка, чьи миллиардные долги будут списаны на бюджет, кому разрешат дышать и кто будет участвовать в программах. Компании перестали вообще что-либо решать. Я говорил с подругой, перешедшей из бизнеса в руководство очень крупного банка. Она сказала: «Володя, это не банковская деятельность. Мне говорят, кому давать, сколько давать, под какой процент и на какой срок. А я беру под козырек и отвечаю: «Есть!» Власть вдруг поняла, что бизнесмены – никто. Все до единого. И перестала слушать.