Читать «Романы. Рассказы» онлайн - страница 516

Бронебойщик помолчал, как бы собираясь с мыслями, потом заговорил медленно, тщательно подбирая слова:

— Чувствовать себя хорошо на войне невозможно, война дело противоестественное. — Говорил Дадаян с сильным кавказским акцентом, но вполне грамотно, по его речи нетрудно было понять, что он человек образованный. — Я уверен, что люди будущих поколений, узнав из книг по истории о том, как мы истребляли друг друга, будут удивляться и разводить руками. Это так, между прочим. Как вы знаете, я бронебойщик, и у меня, в отличие от моих товарищей, много свободного времени. Сидишь с напарником в окопчике день-деньской и ждешь танковой атаки, которая бывает не каждый день. Сидишь всегда, в холод, дождь, снег, говорить не хочется, вот и думаешь, вспоминаешь прошлое, все мелочи, что было с тобой.

Вы спрашивали, как я стал бронебойщиком? Очень просто. Прибыв на фронт еще под Москвой осенью 1941 года, попал к артиллеристам. Командир наш товарищ Соломатин (он тогда командовал дивизионом) предложил мне учиться на бронебойщика, чтобы истреблять вражеские танки. Я и согласился. В первое время было страшновато, шутка сказать, на тебя движутся стальные громадины с крестами на броне, ты же один со своим напарником, и тебе кажется, что танк непременно проутюжит именно твой окопчик и закопает тебя глубоко в землю с твоей пушкой… Но ничего, потом прошло, понемногу привык.

А родился я в Араратской долине. Может быть, вам приходилось бывать в наших краях, тогда вы знаете, как у нас красиво! Недаром Ной избрал именно нашу долину и спустился туда с горы Арарат после потопа. По-моему, библейский рай тоже был у нас, а не где-то в Палестине, как пишут об этом. Во всем остальном моя жизнь ничем не отличается от жизни моих сверстников. Школа-десятилетка, педагогический техникум. Вы, конечно, можете спросить, почему техникум, а не институт? Мог поступить и в институт, но нужно было скорее помогать матери: отца у нас не было, он умер, когда мне только исполнилось десять лет; на руках же матери, кроме меня, остались еще четверо.

Окончив техникум, я вернулся в родное село и учительствовал. Жил хорошо, очень даже. Сейчас, вспоминая о доме, школе, друзьях и товарищах, удивляюсь, как мы тогда мало ценили наше счастье, часто придавали значение мелочам, волновались по пустякам, дулись и обижались друг на друга. Только на войне, в двух шагах от смерти, начинаешь понимать, насколько мелочными были наши огорчения.

Мой собеседник умолк и опять задумался. При тусклом свете коптилки я заметил, как собрались складки на его смуглом лбу и карие глаза устало сощурились.

— Скажите, Вартан, о чем вы думаете здесь, на фронте, и вообще есть ли у вас мечта, какая-нибудь большая мечта? — спросил я неловко, высокопарно, скорее для того, чтобы вывести бронебойщика из состояния задумчивости, чем любопытства ради.

— Есть, — ответил он.

— Какая? Если не секрет, конечно?

— Мечтаю получить звание Героя Советского Союза, — сказал он не задумываясь и без тени смущения.