Читать «Романы. Рассказы» онлайн - страница 215

— Мурад!

Они обнялись.

— Сатеник! Иди же сюда! Это Мурад. Как вы не узнали друг друга?

Сатеник стояла около дверей и, улыбаясь, смотрела на Мурада.

Но кто мог поверить, что это тот самый мальчик Мурад? Ну, садись, садись, рассказывай!

И они сели втроем, как в давно минувшие дни, и начали расспрашивать друг друга.

Сенекерим рассказал в общих чертах свою горестную историю.

…Лет пятнадцать я работал в издательстве армянской демократической газеты во Франции, где сам был редактором, секретарем и корректором. Потом три года немецкого концентрационного лагеря… Впрочем, об этом не стоит вспоминать, — добавил он, — все это принадлежит прошлому.

— А по-моему, не надо забывать прошлое, чтобы лучше оценить настоящее, — сказал Сарян.

Сатеник стала накрывать на стол. Она непременно хотела, чтобы Мурад остался ужинать.

— Нет, не могу, меня ждут, — отказался Мурад и собрался уходить.

— Постой. — Сенекерим остановил его. — Ты читал это? — Он открыл журнал и показал название.

— Нет. О чем это?

— Это дневники Качаза…

Сарян взял журнал и с трепетом перелистал его страницы.

— Я очень рад, что последнее желание Качаза исполнено…

— Да, прекрасный был человек Качаз. Жаль, не дожил до наших дней. Я начал писать о нем большую книгу. — Сенекерим показал на груды исписанной бумаги: — Вот, смотри. К сожалению, у меня нет материалов о жизни Качаза до его приезда во Францию, это немножко затрудняет мою работу. Впрочем, вряд ли его жизнь чем-то особым отличается от жизни тысяч обездоленных мальчиков и юношей того времени.

Сарян возразил:

— Вы, литератор, наверное, лучше меня знаете, что у каждого человека есть что-то свойственное только ему одному, а у Качаза этого особенного было больше, чем у многих других, и если хотите, то я могу рассказать о нем очень подробно — от его рождения и до того дня, когда мы расстались с ним в Стамбульском порту.

Сенекерим очень обрадовался предложению Саряна.

На второй день на вечернем заседании слета председатель предоставил слово Саряну. Сарян поднялся на трибуну и окинул быстрым взглядом зал; ему почему-то тяжело было говорить.

— Дорогие товарищи! — начал было он, но голос его сорвался.

Он явно волновался. Заметив это, кто-то из президиума протянул ему стакан с водой. Сарян отпил несколько глотков и продолжал:

— Дорогие товарищи! О чем мне рассказать? Говорить о своих маленьких успехах вряд ли стоит: у каждого из вас их не меньше. Рассказывать о своей жизни — это очень долго, да и можно ли наше существование до приезда на родину назвать жизнью?

С самого детства мы видели лишь гнет и бесправие. Не успели подрасти, как началась страшная резня, полились потоки крови и слез. Потом бесконечные скитания по знойным дорогам Турции, под страхом, что вот-вот настигнет тебя нож палача. Взрослыми мы, жалкие остатки целого народа, попали в заколдованный круг, откуда для нас не было никакого выхода. Люди без родины, без прав, скитались мы по белу свету, переезжали из страны в страну и нигде не могли найти себе пристанища. Никакой закон нас не защищал, никакие человеческие права на нас не распространялись. Бывали дни, когда мы проклинали час своего рождения. В эти годы нескончаемых невзгод мы вспоминали о нашей далекой родине, она манила нас к себе как единственный маяк спасения… И вот мы здесь, с вами… Вы дали нам возможность почувствовать себя людьми, научили нас познать сладость труда. Какими словами отблагодарить вас за то, что вы вернули нам родину? Чем отплатить нам Советскому правительству за то счастье, которое мы приобрели здесь? Отныне все, что есть у меня — силы, знания, жизнь, — принадлежит моей великой родине. — Мурад Сарян взволнованно протянул руки вперед. — Я хотел бы, чтобы там, в далекой Москве, под звездами Кремля, тоже слышали мой голос.