Читать «За закрытыми ставнями» онлайн - страница 45
Александра Свида
— Коля, если бы повесить ее в саду, шелк, вероятно, выиграл бы на солнце?
— Не знаю, я никогда не обращал внимания на такие вещи.
— Припомни хорошенько, не такой ли лоскуток ты видел на кусте роз? — прямо поставил вопрос Зенин.
— Не помню. Мне тогда указал его… — Опять остановился. — Там было что–то пестрое, но я был занят другим и не обратил внимания.
— Но вы не брали его?
— Нет.
— Ты это хорошо помнишь?
— Хорошо.
Зенин тяжело вздохнул. Сложил шаль, встал и, извинившись за беспокойство перед Надеждой Михайловной, вышел.
«Сорвалось! — подумал он на улице. — Ведь эта шаль была бы главной уликой и явилась бы оправданием Брандта. Убил, очевидно, тот, кто воровал. Возле куста роз обнаружен глубокий, грубый след. Преступник, очевидно, оступился и оперся узлом на куст, воздушная ткань зацепилась за шипы, и большой кусок ее остался на розах. Но где ж этот кусок, где?!.. Кому понадобилось его снять и когда?! Бедный Брандт, неужели я окажусь бессильным не только поймать убийцу, но и оправдать невинного? А эта несчастная его мать! Умоляет заходить к ней, но с чем я пойду к ней, с чем?!
А этот гениальный следователь Зорин! Самомнительная тупица! «Порезанная рука и подходят следы». Вот именно «подходят». Тут слепой увидит, что был еще третий, который тянет правую ногу. Но убивал не он, а, несомненно, владелец грубых следов. Но что ж, в таком случае, делал там этот третий? И кого испугался убийца? Вот вопросы, от которых можно сойти с ума. Кнопп требует отчета. Ну что я ему скажу? Проклятое дело!»
Глава 17
Болтовня на кругу
Шесть часов вечера. Сейчас начнется музыка.
На кругу, в Борках, собирается публика. Дети, наряженные, как куклы, няни, бонны, гувернантки.
Все это авангард, группирующийся на детской площадке.
Вот три англичанки. Короткие пестрые юбки открывают большия, плоские ступни, лица длинные, зубы крупные и все три, как одна, некрасивые: фигуры вытянутые, держатся чопорно, на все окружающее смотрят пренебрежительно. Сели отдельно на самом удобном месте. Кругом себя разложили ридикюли и зонтики, чтобы близко никто не сел.
Полился английский характерный говор.
— Ишь расселись, куклы заморские, — покосилась на них толстая нянюшка.
— Они уж всегда так–то, — откликнулась другая. — Принцессы — не принцессы, а сиятельные княгини — это верно.
— И ведь никогда ни с кем не заговорят.
— Это уж где им.
— А может, не говорят потому, что по–нашему не умеют? — примирительно вступилась старушка.
— Да они не хотят. Всякая там французенка или немка, если ей что нужно, старается тебе как–нибудь объяснить, а эта заболтает по–своему, руками замашет перед самым твоим носом, голову задерет кверху да и пойдет, а ты понимай ее, как знаешь.
— Да что мы, барыни к ним должны подлаживаться, а не они к барыням. Вон средняя–то у наших соседей живет, так горничная рассказывала: чудит–чудит!
— Что ж она делает?
— Что? — Да перво–наперво в те две комнаты, где она да дети спят, никому ходить не велит. Убери, дескать, замкни, а ключ ей отдай.
— Что ж она, золото, что ли, там прячет?
— Какое золото! Просто куражится. Детей замучила. Прежде они по утрам с барыней да с барином чай кушали, а теперь овсяную похлебку, либо кашу какую.