Читать «Последний Совершенный Лангедока» онлайн - страница 341

Михаил Григорьевич Крюков

***

Жизнь в Монсегюре была тяжёлой, а зимой она становилась почти невыносимой. От холода не было спасения. Даже небольшую, жилую часть замка было невозможно протопить. В горах каждая щепка была на вес золота, дрова привозили издалека и с величайшим трудом поднимали наверх. Топили соломой, сухим помётом животных, и вообще всем, что хоть как-то горело. По вечерам всё население замка собиралось в большом зале у очага и ловило драгоценные крохи тепла. Здесь же готовили пищу, здесь же спали, завернувшись в овчины и натянув на себя всю одежду. О том, чтобы уйти на ночь в заледеневшую комнату этажом выше, страшно было и подумать. В хижинах у подножья скалы было немного теплее, но там люди были предоставлены сами себе и многие не выдерживали одиночества, когда по ночам завывает ледяной ветер, наметая под дверь хрустящие сугробики, и до утра по снегу скрипят чьи-то тяжёлые шаги. Постепенно большая часть колонии перебралась в замок, и к холоду добавилась ещё и теснота. Еды, впрочем, самой простой, было достаточно, и голодных в Монсегюре не было. А вот больные… Во всём замке не нашлось ни единого ковра или шпалеры, чтобы завесить стены детской комнаты. Я делал что мог, но ряд детских могил на кладбище неуклонно рос. Каменистая почва настолько промёрзла, что яму выдолбить было невозможно. Тела заваливали камнями, надеясь предать их земле весной.

Альда переносила холода легче, чем я, привыкший к благословенному климату города у тёплого моря. Но свалиться с простудой мне было нельзя, ибо кто тогда станет лечить других больных? И я держался, держался из последних сил. Бывали дни, когда я был уверен, что вот сейчас лягу и умру. И тогда всё кончится, придёт покой и тишина. Но появлялась Альда, протягивала кубок горячего травяного отвара и тихонько просила: «Иатрос, маленькая дочка госпожи Арсаниды всю ночь так кашляла… Мне тревожно… Женщина уже потеряла сына, и теперь третьи сутки не спит, боится отойти от постели ребёнка. Словно, выпустив руку больной девочки, она отпустит её за грань». Конечно, я шёл, и делал ребёнку растирания, и грел её, и поил отварами. Иногда это помогало, но чаще – нет. Старики и дети были слабенькими и совсем не цеплялись за жизнь. Тогда их сносили вниз. И взрослые, пока ещё сильные мужчины, не держали на меня злобы, потому что были справедливы и видели, что не всё в моих силах.

Факелы в большом зале не разгоняли тьму и создавали только небольшой круг света. Отблески огня падали на лица, и они приобретали мрачные, резкие, потусторонние черты. Де Кастр обычно читал вслух Евангелие. Никто не шумел и не разговаривал, даже дети сидели молча. Как-то раз епископ устал и замолк, держа книгу на коленях. Тогда в круг неожиданно вышла Альда, в руках у неё была виелла. Она оглядела угрюмо молчащих людей, по-детски улыбнулась и предложила: