Читать «Последний Совершенный Лангедока» онлайн - страница 330

Михаил Григорьевич Крюков

– Это ромейское оружие, секрет которого был раскрыт нами после взятия Константинополя, даст себя знать всей Тулузе, – говорил Монфор. – Мы подкатим сифон к городским стенам и зажжём дома, а греческий огонь невозможно потушить. Обещаю, что мы будем пировать в Тулузе и разделим поровну и честь, и добычу.

Это обещание вызвало в большинстве рыцарей восторг, но в некоторых зародило сомнение. К числу последних принадлежал граф Амори де Крюн.

– Никто и ничто не даёт вам права лишать людей наследия их предков, – сказал он. – Если бы я заранее знал ваши тайные умыслы, то никогда ни я, ни мои люди не были бы здесь.

Расчёты Монфора не сбылись. Медный сифон с греческим огнём был подбит удачными выстрелами из тулузской катапульты. Большая часть прислуги, которая была при машине, сгорела заживо. Тогда Монфор велел исправить огнемёт и попытаться поджечь город ещё раз. На этом громадном орудии основывались его последние надежды. Наверное, Монфор предчувствовал, что события принимают роковой для него характер.

В Тулузе тоже сознавали, что решительный час близок. Повреждения, сделанные в укреплениях, были заделаны, горожане поочерёдно несли службу на стенах.

Как-то раз, обходя выделенный мне участок стены, я услышал песню. Голос у певца был хрипловатый и не всегда попадал в ноты, но слушали его с удовольствием и даже подпевали.

Рим! Твой новый план Вершить пошли французы, Их военный стан У самых стен Тулузы. Бесом обуян, Ты чести снял обузы, Но тулузский граф, К счастью, жив и здрав, И других держав Ещё вольны союзы Обуздать твой нрав. Рим! Ногой поправ Все заповеди бога И святых устав, Ты сатане подмога, Глуп ты, хоть лукав. От дел твоих тревога И напасти ждут Наш крещёный люд. Козни всё растут, Раймунду-графу много Злых обид несут. Рим! А всё же суд Господний есть над нами, И французы мрут, Устлав поля телами. Графа ратный труд Несёт им смерть и пламя. Граф на бой не звал, Ссор не затевал, Но торжествовал, Своё воздвигнув знамя На сражённых вал. Рим! Ты вор в ворах И, что себе ни сцапай Ты в чужих краях, Всё держишь цепкой лапой. Воровством пропах Давно ты, вкупе с папой. Ты, с чумою схож, Миру смерть несёшь, И не скроет ложь Ту смерть под яркой вапой. Что ж, Господь, ты ждёшь!

Я подошёл поближе. У костра сидел паренёк в костюме пажа, ещё недавно богатом и нарядном, а теперь изрядно помятом и испачканным. Длинные волосы певца были растрёпаны, на щеке алела царапина, но его это не волновало. Он распевал стихи, сложенные кем-то из трубадуров и воодушевлённо пилил смычком виеллу. Горожане, отложив в сторону пики, дубины и охотничьи луки, весело подпевали. Это была последняя ночь перед сражением, в котором должна была решиться судьба Тулузы.