Читать «Пейсбук» онлайн - страница 118

Получилась своеобразная галерея. Причем я заметил, что наполняется она сама собой, но в полном соответствии с моими сегодняшними взглядами и приоритетами.

Порой случаются события, с виду незначительные, мимолетные, но, если их не проглядеть в суматохе дел, открывающие абсолютно новый взгляд на привычный казалось бы мир.

Оказавшись в забытом Б-гом Вансе в соборе La Cathedrale Notre-Dame de la Nativite, я остановился перед незамысловатой библейской мозаикой, случайно заметив в уголке летящего по небу каменного человечка. И вдруг понял – Шагал! Сразу вспоминаешь простую бетонную плиту на его могиле в Сен-Поле… А ведь если бы Он пожелал, только намекнул, что хотел быть похороненным со всеми мыслимыми и немыслимыми почестями, гранитами и мраморами, салютами и фейерверками, уверен, не только первая сотня Форбс, но и первая десятка ООН бросилась бы исполнять любой его каприз. Только трехэтажный склеп с собой туда не заберешь, да и этому человеку бетонная плита понятнее. И вряд ли кто-то по еврейской традиции положит камни на мрамор и золото.

Только сейчас заметил, что местоимение «Он» по отношению к Шагалу я написал с большой буквы. И, кажется, догадался, кто нажал shift на моем компьютере.

Не потому ли библейская тема является лейтмотивом его творчества и, пожалуй, всей жизни?

Мне повезло, вернее посчастливилось видеть Шагала разного и в разных местах.

А знаете, как трудно нежно, трепетно и преданно любить Ван Гога, вгрызаясь взглядом в его работы, единично представленные в европейских музеях, от Д’Орсэ в Париже до пушкинского в Москве? Разглядывать репродукции и представлять их вживую?

Оказавшись в прошлом году в Амстердаме, я заранее знал главную цель своей поездки – музей Ван Гога. Рейксмузеум, каналы и красный квартал – все попутно. Всего 37 лет жизни, включая детство, отрочество, юность и очень странную зрелость. Картины говорят о художнике лучше всякого биографа или искусствоведа. Поздно начавший писать, Винсент, будучи еще психически нормальным, изображал в основном голландских крестьян с картофельными лицами. И только безумие сделало из него Ван Гога! Развешенные в хронологическом порядке картины напоминают историю болезни. Последние два года – почти сплошная рецессия. Но насколько гениальная рецессия! И как взрыв цвета и света – Цветущий миндаль и Ирисы с Подсолнухами.

Когда говорят, что есть голландцы большие и малые, мне кажется, люди лукавят. Большие голландцы – это большие мастера, а малые – всего навсего жанр национальной живописи. Большого голландца нельзя купить и спрятать в своем подвале, он без зрителя умрет. А малого – пожалуйста, можно повесить хоть на входную дверь!