Читать «Фатальное колесо» онлайн - страница 34

Виктор Сиголаев

Что-то не сильно папу Трюханова зацепило это событие. Топчется нетерпеливо, поглядывая на дверь.

— Ну, ладно, Витёк, давай. Я понял. Смотри ж ты! Гаденыш!

Незапертая дверь медленно со скрипом открывается. Кто-то ее мягко тянет на себя снаружи.

Я оглядываюсь. Перед глазами — огромный живот, обтянутый форменной голубой тканью, и засаленный милицейский галстук.

Приплыли! Предупредил, называется…

* * *

После обеда меня ждал автобус на Коммунистической.

Шедевр Павловского автозавода. Уродливый, лобастый, яичного цвета агрегат с белой полосой на борту и надписью «СДП». Как хочешь, так и переводи.

«Самый Допотопный Пылевоз». Или «Салон Дорожных Пыток». Или «Сейчас Дам Пи… Гм… Прикурить».

Да-а. Общение с хулиганами явно производит определенные деформации психики.

В открытой двери стояла Ирина в тертых джинсах, белой футболке и кроссовках отечественного производства.

«Фигурка — что надо», — отметил я про себя.

Подошел строевым, отдал честь, стараясь не гнуть руку в запястье, отрапортовал:

— Курсант «Старик» для прохождения обучения прибыл!

Хмыкнув, Ирина спрыгнула с подножки автобуса и нацелилась дать мне подзатыльник. Я увернулся.

— А ну марш в автобус, клоун.

Слегка подтолкнула меня в спину.

— Хорошо двигаешься, Сатурн. Эх, сбросить бы мне лет двадцать!

Свой подзатыльник я все-таки получил…

— Сзади не честно!

За окном мелькали залитые солнцем улицы города.

Зелень деревьев — тяжелая, неподвижная, уже темного буро-зеленого цвета с желтой проседью накатывающей осени. Причудливая игра тени и света под листвой парков и скверов. Спуски и подъемы лестничных маршей, живописные домики и величественные здания, словно светлые острова в сочном растительном море.

И всюду памятники. Или какие-то особые памятные знаки, архитектурные капризы, арки и завитушки, цепляющие взгляд и придающие городу неповторимую индивидуальность. И строгую — до грозной суровости, и теплую — до трепета живого организма.

Он и правда, как живой.

Мой город.

Почему-то светлой грустью защемило в груди.

Вот на этом пятачке частные домики всем кварталом будут снесены. Построят высотную гостиницу, ресторан, парковку. Как грибы со всех дыр повылазят ларьки, будки, палатки. А этот небольшой уютный стадион, на который скоро папа поведет меня в первый раз на футбол, уроды-начальнички из Киева в конце 90-х превратят в толкучку. Зальют газон бетоном, загадят, захламят. Здесь сбоку появятся билборды, реклама. А эта длинная гранитная стена на спуске, величественная и чистая, спустя двадцать лет превратится в объект постоянного надругательства тупых уличных писак с баллончиками.

Вот в этом скверике я впервые возьму за руку девчонку. А через три дня я ее поцелую. Тут же. Коряво и неумело. А она посмотрит на меня смеющимися глазами и поцелует сама. Нежно, легко и трепетно.

А в этой больнице умрет папа…

Невольно я судорожно вздохнул.

— Что загрустил, Старый?

— Красивый у нас город! Правда, Иришка?

— Самый лучший на свете, — неожиданно говорит она с жаром и почему-то смущается, — Нормальный.

— Не-ет. Не нормальный. Самый лучший! Это ты правильно сказала. Послушай. Если кто-нибудь когда-нибудь захочет отнять его у нас… у нашей страны. Ведь мы же не отдадим? Не позволим же?