Читать «По прозвищу Пенда» онлайн - страница 307

– Четыре! – пролепетал Угрюмка.

Отчего-то не говорилось. Старший натужно спрашивал, младший коротко и неохотно отвечал, будто брат пытал его в чем-то.

Выпили по второй. Ругнув татарина, мол, таким пивом только похмелье поправлять, старший спросил:

– Деда-то с отцом поминал ли, как я наказывал?

Угрюмка засопел, настороженно помалкивая.

– Забы-ыл! – горько укорил брат. – Помнишь ли, в какой день отошли?.. И того не помнишь, – тяжко вздохнул. – А дед тебя сильно любил, – он свесил голову, помолчал и вдруг резко поднялся: – Ладно, иди уж! Спать пора! – отчеканил, как пестом в ступке, таким голосом, что и в темном погребе узнаешь служилого.

Угрюмка будто ждал дозволения – резко поднялся и, не оглядываясь, зашагал к костру.

Старший Похабов постоял под окном кружечного прируба, провожая его глазами. Не удержался, крадучись пошел следом, остановился в нескольких шагах от огня, невидимый сидящим.

Угрюмка сел на прежнее место. Лицо его было скорбным и рассеянным, будто претерпевал рези в животе. Говорил конопатый Семейка. Слушатели время от времени приглушенно похохатывали.

Иван направился к костру, где сидел Пантелей. Тот радостно поднялся навстречу, он ждал товарища. Вдвоем они вернулись к кружечному прирубу, сели на той же завалинке. Похабов властно постучал кулаком в ставень и потребовал хмельного. Проговорили казаки до полуночи и о прошлом, и о пережитом врозь, о Третьяке и об Угрюмке.

Пантелей все винился, что нынче богат как никогда, а угостить дружка не может. Складники скупы: на баню и на веселье в остроге отпустили мало рухляди – не разгуляться. Холмогорцы, узнав здешние цены на рожь, подстрекали плыть в Туруханск на рыбном и мясном корме. Соли, мол, возьмем – и хватит.

– Дай волю – голодом уморят, – выругался.

– Ничего! За меня государь платит! – посмеивался Иван, а захмелев, взглянул на товарища с лукавой ухмылкой: – Богатство нажил! Взял ли на саблю славу? Добыл ли чести?

– Какая честь? – не понял насмешки и отмахнулся Пантелей. – А ведь привел Господь! – Размашисто перекрестился и заговорил с жаром, увлекаясь пережитой обидой: – Где-то рядом уже был! И чести, и славы мог добыть, за старую Русь порадеть… Куда там, – досадливо мотнул лохматой головой. – Барышники за мошну душу продадут. А я им крест целовал. Бросить не мог, а они за мной не пошли! – Он помолчал, накручивая прядь волос на палец. – Ничего! – мстительно пророкотал в сторону сидевших у костров. – Теперь знаю, где искать. Другим летом все равно дойду!

Он спохватился, смущенно улыбнулся, будто только теперь понял насмешку товарища. Помолчал, сам над собой посмеиваясь, спросил с той же лукавинкой:

– Ну а ты что выслужил у царя?

– Я не царю служил – Господу! – горделиво ответил Иван, отчего-то раздражаясь. – На Туре-реке, помнишь, все спорили – не мог я тогда ответить по уму: ты же хитрющ да грамотен, как бес. Батюшки после вразумили: Моисей-де был приемным сыном дочери фараона. Мог прожить в роскоши и в удовольствиях, но бесславно. А он терпел лишения, разделив судьбу и изгнание единокровников. Те его и предавали, и обманывали, но Бог возвеличил и прославил за терпение. Через его подвиги и меня, грешного, вразумляет.