Читать «Последний остров» онлайн - страница 193

Василий Петрович Тишков

– Война… будь она трижды-четырежды проклята со всеми потрохами… – Жултай размазал культей на грязном лице слезы и сморщился в улыбке. – Война, ребята, того-этого… кончилась. Победу объявили.

– Жултаюшка, это правда?

– Честное матросское! Я прям с митинга. Думаю, все радуются, а почему мои друзья не радуются? Карабчил на Егоровой конюшне лошадь и айда! Нет войны больше!

– Врешь, – не поверил Егор. – А ну, божись.

– Я же нехристь басурманская.

– Все равно божись, как умеешь.

– Крест во всю пузу! Чтоб мне землей подавиться!

– Значит, правда. Стоп! – Егор схватил рванувшуюся к дому Аленку. – Подожди. Сейчас огорошим и немца, и хозяина. Разыграем пьесу с нечаянным интересом.

Он подошел к окну и крикнул:

– Михаил! Обед пора готовить. Я тут двух касатых, понимаешь, между делом свалил. Давай, ты же мастер их обделывать. Порядок, – доложил друзьям Егор и направился к костру. – Говорит, счас он их осмалит в два счета.

Сначала вышел из дому Ганс и сощурился от яркого солнца. За ним на крыльце появился Михаил. Он торжественно нес перед собой большой эмалированный таз и пел как молитву:

– Ихь хабе, ду хабст, эр-зи-эс хает!

– Во дает! – удивился Егор и, выступая вперед, заговорщицки спросил: – А скажи нам, Михаил Иванович, как будет по-немецки «победа»?

– Победа? Подожди… Здорово, Жултай. Ты чего это? – он быстро подошел к костру, глянул на Жултая, на Аленку, которая нетерпеливо встряхивала кистями рук, будто обожглась. – Алена, что у вас здесь случилось?

И Аленка не вытерпела. Не стала играть Егорову пьесу.

– Миша, кричи «ура»! Войны больше нет!

– Как это нет?

– Кончилась война!

– Кончилась… Кто сказал?

– Вот Жултай прямо с митинга к нам.

Михаил побледнел, выронил таз и уставился на Жултая. Но у друга был такой разнесчастный и в то же время счастливый вид, что Михаил схватил друга за плечи, приподнял, начал тормошить.

– Так что же вы, мужики?! Ведь это – Победа! Жултаю Ульжабаевичу…

И все завопили:

– Ура! Ура! Ура!

Лошадь испуганно шарахнулась, оборвала недоуздок и заметалась по ограде. На нее не обращали внимания.

Начали качать Жултая, ведь он не только их друг, не только привез столь долгожданное известие – он сам фронтовик, был ранен и награжден. Потом качали Михаила, Егора. Со смехом подхватили и Юлю Сыромятину. Но больше всех досталось Аленке. Она хохотала до слез и умоляла спустить ее с небес на землю.

Ганс с трудом поймал за узду лошадь, поцеловал ее в мягкие губы и захохотал:

– Гитлер капут! Ферштейн, товарищ лошадь? Нет больше войны! Есть мир! Большой мир на всей земля!

Егор раз за разом перезаряжал свою берданку и палил в белый свет, первый раз не жалея патронов.

Жултай сорвал с себя мазутную тельняшку и, размахивая ею как флагом, носился по ограде, изображая лихую матросскую пляску. Не удержался и Михаил, потом Аленка. Не утерпели и Юля с Егором. Без музыки, под крики и абстрактное «та-ра-рам!» они танцевали, как умели, сомкнув круг и обняв друг друга за плечи.

Это был их первый совместный танец и, быть может, последний. Он был как единый крик души, как песня без слов, похожая одновременно на стон и клятву верности.