Читать «На суше и на море» онлайн - страница 100

Когда я, скача между автомашинами, преодолел последнее препятствие, а точнее сказать — магистраль, в которую преобразилась некогда тихая, насколько помню, улица, я почувствовал себя покорителем. Я оказался у цели путешествия без посторонней помощи — без помощи Кобздея с третьего этажа или таксиста, слишком занятого, чтобы заехать за мной (а еще раньше я отверг предложение пани из союза, которая непременно хотела прислать за мной машину). Я стараюсь быть самостоятельным и не терять контакт с миром, особенно на закрытых заседаниях, когда нас отгораживают и мы крутимся по короткой орбите среди нескольких фамилий, уставившись в приколотую к лацкану навеску, которая велит владельцу подписать пиджак, несмотря на то, что портной раз уже подписал его.

Не расстроил моих планов и мой оппонент, хоть и пытался. Мне были смешны его аргументы, хоть и блестящие — блескучие, путались коллеги из Норвегии, калькируя родной оборот, — но такие мелкие, проникающие в суть дела не глубже, чем бутылочный осколок в газон, втоптанный пьяницами после очередного возлияния; пьяницы — я как раз подходил к ним. Но надо было слышать, как он их подавал! Как будто это были заклятья, слова молитвы, с жаром, способным распалить даже самых закоснелых скептиков. А ведь он сам был скептиком, хуже того — ликвидатором! Он был цензором, невеждой, из-за которого я столько потерял, и неважны тут голуби, спорхнувшие с башни костела, этих всегда предостаточно, хотя никогда не летают по точно тем же самым кругам, и неважны прохожие, по определению не в единственном числе, на которых я еще насмотрюсь, особенно на переходах, когда стоят, как на групповой фотографии, перед камерой, подвешенной на столбе, передающей картинку на центральный пульт, а там уж сумеют узнать пропавших, вперивших взгляд в асфальт и разыскиваемых, в задних рядах, инстинктивно поворачивающих головы, чтобы проверить, не отстал ли хвост. И неважен здесь и продавец гамбургеров, хотя я и чувствовал себя все более голодным и дал бы ему заработать, не важна красотка из магазина моды, они всегда похожи друг на друга, так что потерю можно восполнить, но — и здесь мы дошли до главного — целостность дала трещину, и теперь вся штука состояла в том, чтобы ее залатать.

Не слишком ли я — вдруг кольнуло меня — долго иду? Странное дело: я не встретил детей, а от карусели даже не осталось следа круга на песке, видать отнесли в ремонт, и правильно: чего ей писком вторить детворе. Кто там знает, может, уже и детский сад закрыли, детям приходится расплачиваться за издержки наших преобразований, вот и растут сами по себе, не успеешь оглянуться, как вырастут молодцами, либералами. Может, вместо карусели, управляемой из не подвластного их воле центра, им нужны качели, а банкротам — горка, чтобы по ней вниз, в песок? Но что хуже всего — памятник пропал, и я не мог простить себе, что так и не удосужился узнать, кому он был поставлен. Печальна судьба возведенной на пьедестал личности, наверняка не оцененной при жизни и через полвека после смерти все еще подверженной распаду, демонтажу. И нет чтобы торжественно среди толпы, в которой всегда найдутся скрытые сторонники, преданные, куда там, все по-тихому, бочком-бочком, может даже, и голубей-то не потревожили (которые сейчас, из-за отсутствия возвышения, пристроились на урне и разбрасывали вокруг спрятанные в ней сокровища), в лучшем случае — в присутствии детей, дошкольников, пьяниц… Да, пьяницы, знак провидения! Они уже маячили среди деревьев, вплотную подходящих к речному откосу, уже долетал гул голосов, синкопированный икотой, я был практически рядом, на правильном пути!