Читать «Фантастический детектив 2014 (сборник)» онлайн - страница 151

– Нет, хватит. Впрочем, да, еще, пусть его. Но вы, Артур Михайлович, присутствуете и присутствовать будете. Спасибо. Я просто хотел объяснить вам или объяснить самому себе, что когда идет эта дикая, несусветная война, то в этом мы как раз не противоречим природе. Вот что ужасно. Молодые расчищают ниши от старых – нормальный закон выживания. Природа только не предусмотрела, что старые тоже могут сохранить силу и оказать сопротивление. Молодые-то, они, в принципе, правы, они вполне нормальные и полноценные люди, только они пока немножо свернуты на своем максимализме и внушаемости.

– А может, это старики свернуты на своей якобы мудрости, которой они заменили угасание интеллекта? – спросил Артур.

– Может, – сказал Менгрел.

А старик на это ответил:

– Просто нам не нравится амонтильядо. Мы привыкли к более дешевым напиткам. Может быть, мы всего лишь не понимаем изысканной прелести этого вина, испорченные белым крепким?

В рассказе «Запах» Женевский отдает дань уважения Ги де Мопассану, Эмилю Золя и другим французским классикам XIX века, не чуравшимся запретных тем. Впрочем, в слегка альтернативном Париже эпохи Наполеона III может найтись место и влиянию Дэвида Кроненберга…

Владислав Женевский

Запах

Сумрачным ноябрьским утром 1867 года над Парижем угрюмой коммуной толклись сизые тучи, извергавшие из недр то холодную морось, то снег. Чахлые снежинки ложились на облезлую черепицу столичных крыш, на чугунные колпаки фонарей, на брусчатку бульваров и непролазную грязь предместий – и растворялись, оставляя за собой еще более густой, чем прежде, оттенок серого или черного. С одной и той же отупелой безысходностью гибли они в мутных водах Сены, на обшарпанном куполе Дома инвалидов, на цилиндрах нервных буржуа и лотках уличных букинистов. Но тоскливей всего падалось им на Севастопольском бульваре, прорубленном в сердце города бароном Османом; там, выстроившись кружком в десяти шагах от модной лавки господина Льебо, приглушенно галдела толпа. Внутри первого круга сомкнулся еще один – с полдюжины сонных и злых полицейских. Центром же служил обнаженный труп, бледным насекомым распростершийся на мостовой. Снежинки нехотя, точно с отвращением, замирали на его израненной коже, терялись среди бесчисленных язв и химических ожогов, между зияющих овальных отметин и багровых синяков. Тут и там, оттеняя безобразный узор, тонким слоем лежала зеленоватая слизь. Мертвец походил на молочного поросенка, не в добрую минуту снятого с вертела.

Мсье Рише созерцал его с непочтительно близкого расстояния; в такие минуты нескладное тело инспектора само собою принимало позу натуралиста, которому посчастливилось наткнуться на неопознанное чудо природы у порога собственного дома. Впрочем, на этот раз интерес его не сводился к обыкновенному полицейскому любопытству; Рише знал погибшего, и разительное несоответствие между живой и мертвой ипостасями господина Дюбуа магнетизировало инспектора, притягивало взор извечной загадкой смерти.

Сколько выражений довелось ему видеть на этом лице, в тени этих роскошных усов! Сытость, раздражение, сарказм, усталая полуночная нега… Чаще всего, разумеется, – похоть и спесь. Где все эти личины теперь? Черты Дюбуа застыли в базальтовой маске ужаса; если бы зрение Рише не настаивало на обратном, он никогда не поверил бы, что этот никчемный повеса способен на столь чистое, столь беспримесное чувство, достойное античной трагедии.