Читать «У папы дома» онлайн - страница 5
Мими Бранеску
Роберт: Папа, прекрати.
Юлиана: Безусловно. Самый большой. Из всех, кого я знаю.
Отец: Вы уж простите, что я тут встрял. Михаил Эминеску и Ион Крянга с Садовяну… А потом Делавранча… — кто там еще? Вам лучше знать. Так вот. Живу я очень хорошо, прямо прекрасно, хотя стишков их ни разу и не читал.
Роберт: И моих тоже.
Отец: И не надо мне их. Это тебе не хлеб, понимаешь? Без них — это не так, как зимой из дома без сапог, — ноги не замерзнут.
Роберт: И чего это я трактористом не стал, вот ведь как хорошо было, а?
Отец: Да что тебе сказать. Делай, на что соображалки хватает. Но я вот что понял, а мне годов-то уже не мало. Ты одеяло на себя натянул, а ноги из-под него торчат, как ни старайся. Ну похлопают тебе за твои стишки два-три человека… И всё. Так что смотри, голову не потеряй.
Роберт: Это ты меня сейчас жизни учишь, так тебя понимать?
Отец: Ну а что ты собираешься теперь делать? До сегодняшнего дня ты книжку свою писал. А дальше?
Роберт: Дальше? Докурю и спать пойду.
Отец: А завтра?
Роберт: И завтра тоже.
Отец: Смотри, чтоб сигареты не кончились.
Роберт
Юлиана: Ну зачем ты с ним так?
Отец: А что я такого ему сказал? Правду. И ничего кроме правды.
Юлиана: Знаешь, что я думаю об этой твоей правде? Лучше бы ее и не знать.
Отец: Да ты посмотри на него! Ему тут доброхоты уже все уши прожужали: чего он достиг, да какой он у нас талант… Я, я-то вижу, что он даже одежды себе нормальной купить не может. Каждый раз ему это говорю — обижается. Обидется и два-три года нос сюда не кажет. А потом снова, в тех же тряпках. Теперь и с бабой своей поссорился, у которой жил. Что, ты думаешь, он приехал сюда с этим баулом? Да там все его пожитки, всё, что наработал. Тьфу, позорище.
Отец: Да ответь ты! Или выключи его! Ну!
Роберт: Не хочу.
Отец: Кто это тебе звонит?
Роберт: А то так трудно догадаться. Родика.
Отец: И почему не отвечаешь?
Роберт: Да пошла она!
Роберт: Прошу. Мои в конце. А я спать.
Отец: И вот так всегда. И смотрит на меня, как будто это я во всем виноват. Всё счет мне за грехи мои выставляет. Да выскажи ты хоть раз всё начистоту, и разберемся тогда, кто и в чем… С детства такой: обидится и смотрит на тебя зверенышем. А уж если рот откроет, лучше бы молчал. Когда жена моя при смерти лежала… мамка его… позвонил я ему, приезжай мол… сколько раз звонил — не отвечал. Упросил, наконец. Приехал. Рыдал, вот как только в этот самый двор вошел, и до последней минуты. А потом уехал и с концами. Я и сам отца своего не сказать, чтоб любил, бил он меня сильно, но чтоб так… Ведь пальцем его не тронул, ни разу. Мать он любил, это да. Да ведь и я ее любил, столько лет вместе прожили. А она… призвал ее Господь к себе… так захотел… Кто я против Бога? Одних людей беда сближает. А сына моего взяла да от дома отвадила. До десяти лет твердил мне, что шофером станет. Потом футболистом. Пилотом, почтальоном, доктором, инженером… Годам к двадцати я уж и счет потерял. Простак и раззява. Писатель он. Да что я, не знаю, чего он там пишет? Одни матюги. Да, не понимаю я в этом ничего… да кому ж понравится, если тебя с первого до последнего слова матом кроют? Да лучше плюнь мне прямо в лицо. Это, может, и время сейчас такое, что мне не понять, но что же это за стихи, где тебя всего измажут? Жизнь дерьмо, мы дерьмо, и все вокруг в сплошном дерьме. Вот и весь сказ. Так-то оно и есть. Чего уж. Но дерьмом кидаться — это тебе еще не профессия. Да давай сядем хоть раз как люди, выговоримся, выплеснем всю пакость, что накопилась, и всё. Но чтоб ты ко мне домой вот так, с хвостом поджатым не возвращался! Мне ведь… Сын он мне ведь.