Читать «Сон Демиурга» онлайн - страница 19

Алексей Корепанов

Последующие беседы с пациентом из седьмой палаты привели заведующего отделением к мысли о том, что у Игоря Ковалева возник еще, ко всему прочему, и синдром метафизической интоксикации. Ведущим признаком этого синдрома, как известно любому психиатру, являются почти непрерывные размышления больного о глобальных философских и социальных проблемах. О смысле жизни и смерти, о предназначении человечества, о соотношении внешнего мира и души, о коренном преобразовании социума и прочих высоких материях. Казалось бы, ну и что тут такого? Не о том ли самом испокон веков размышляют философы, которых нет оснований причислять к психически нездоровым людям? Однако же ни Платон, ни Спиноза, ни Гегель, ни Кьеркегор не называли себя «демиургами». А Игорь Ковалев называл себя именно так и просил доктора Самопалова обращаться к нему именно так: Демиург, а не Игорь Владимирович.

Демиург, как известно, – это наименование созидающего начала, созидательной силы, творца, это божество, творящее мир. Игорь Ковалев с какого-то момента стал считать себя создателем реальности.

Судя по его словам, эта мысль пришла ему в голову уже в больнице. Собственно, даже не пришла в голову – он просто отчетливо услышал прозвучавший у него внутри голос: «Ты – Демиург».

Игорь Ковалев был абсолютно уверен в том, что это не его собственная мысль. Он воспринял ее как не подлежащую никакому сомнению переданную ему истину, как посланное из горних сфер откровение или даже приказ, и не имел намерения искать какие-либо обоснования этого тезиса. Это невесть откуда и почему пришедшее утверждение позволило ему по-иному взглянуть на историю с Черным графом.

«Я сам создал ту эпоху, Екатерину Медичи и Черного графа, – заявил он доктору Самопалову. – И себя в образе герцога Чезаре Борджиа. А создание мое вышло из-под контроля и повернулось против меня. Как это часто бывает».

И Самопалов пометил в рабочем дневнике:

«Синдром Кандинского – Клерамбо проявляется в виде бреда воздействия». И в который раз с привычным сожалением подумал о том, что вряд ли хоть когда-нибудь удастся постичь до конца все лабиринты и тайники человеческой психики, представляющей собой поистине самую великую загадку бытия…

Тихий стук в дверь заставил Виктора Павловича оторваться от созерцания больничного двора.

– Да, да, войдите, – сказал он, отворачиваясь от окна.

Дверь медленно открылась, и в кабинет вошел человек, который только что представлялся неясной тенью за матовым дверным стеклом. Игорь Владимирович Ковалев.

– Прошу вас. – Доктор показал на кресло у низкого столика.

Ковалев пересек кабинет, неслышно ступая домашними тапками по светло-коричневому линолеуму, и сел. Доктор вслед за ним опустился в такое же глубокое мягкое кресло по другую сторону столика. Он никогда не беседовал с пациентами, восседая за своим рабочим столом.