Читать «Повесть Белкиной» онлайн - страница 17

Наталья Рубанова

– Дамы, а я пока разводилась, думала сойду с ума: концерт, дележ книг, картин, собак – таксик черный гладкошерстный и таксик песочный длинношерстный (слава богу, без детей обошлись)… Этот еще в скрипку-то – стулом… Мразь бездарная… Всё, сыта. Никаких фаллосов больше. Бородок. Никаких галстуков с бабочками. Ни-ког-да. Живу с Региной: как по нотам – легко с ней…

– Бабы, да сколько ныть можно? Я вот, например, счастлива. Да, счастлива. У меня муж, ребенок. И… больше ничего не надо – лишь бы здоровы…

– Ты чё, Верк, перегрелась? Муж-то бросил, все знают…

– Уже? Ах, как хочется, чтоб как у всех – да где ж его взять, нормального? Да хоть какого-нибудь… Люстру повесить…

– Забудь про нормального. Электрик тебе нужен, дура.

– Чего эт ты на ней крест ставишь? Может, Верка вообще звездой станет.

– К осени, ха!

– Ага. А что взять со звезды? Только свет в конце туннеля…

– Все бы тебе смеяться, Софочка!

– Помню, был у меня банкир… Скупой, правда, скотина: максимум, на что мог раскошелиться, так это на торт с вином. Повозились мы с ним с месяц: ненавижу жадных мужиков. Он – каждый раз, когда в постель ложились, пел: «Я мечтаю купить тебе шикарное белье!» А я ему как-то: «И что же тебе мешает?». Видно, банкир до сих пор считает меня очень корыстной особой…

– Вот раскудахтались! Что, кроме как о мужиках, и поговорить не о чем?

– Да помолчи лучше, Рит! Ты у нас вообще особый случай.

– ?…

– Да не любила ты… Никогда. Никого.

– Зато сплю крепче…

– Девочки, не ссорьтесь!

– Надюх, налей еще…

– Да я вот и…

– Закусывай, закусывай давай! Я полночи пекла…

– Да, супер! Рецепт дашь?

– Да я на глазок…

– А глазок у тебя о-го-го! Вон, администратор щас как таращился!

– Девочки, может, жару поддать?

– А и поддай!

– Попарь меня, Мариш, веничком!

– Ага, получше ее отходи – смотри, попу какую себе наела! И теперь жалуется, что ее не любит никто!

– Ой-ой-ой…А-а-а…

– А ну, не скули… Зой, да ты че? Че, так больно? Ты че ревешь?

– Девки, у нее истерика, давайте холодной водой…

– Какой водой – пива еще…

– А может перегрелась?

– Да ладно, перегрелась – я ж говорю: истерика.

– Много ты знаешь…

– Поль, стихи почитай, что ли… обстановочку разряди…

– Какие стихи, солнышко, пропила я все стихи…

– А ты вспомни… как в девяносто пятом, а?…

– Не вгоняй в краску, я тогда влюбленная была и глупая…

– Поль, почитай…

– Не-а, совесть не позволяет…

– А пить тебе твоя совесть позволяет?

– Пить позволяет. У нас с ней договор.

– Да ладно, почитай…

– Не обещайте деве юной…

– Девочки, милые, как же я вас всех люблю…

Лечить больное горло мороженым, открывать ставни, которых нет, впускать сиюминутное солнце (из-за этого – почти не выходить из дома: ждать, что все решится само), изображать перед собой клоуна, слышать вой собаки и плач кота, тратить последние деньги на тысячу маленьких ненужностей, решать уравнения с абсолютным количеством неизвестных, искать качество слов, что никогда не будут написаны – и, тем более, сказаны, жевать трехмерную жвачку – не стану: фи, «…да это дурной тон!». Сделаю по-другому – раскрашу рукопись углем, нарисую рожу, покажу ей язык, выругаюсь, отвернусь к стенке. Не вспомню, как раньше. Бабская проза! Скукожилия…