Читать «Путь к себе. Отчим.» онлайн - страница 103

Борис Васильевич Изюмский

Раиса Ивановна поглядела недоуменно, ответила, немного подтрунивая:

— Тебя в цирке можно показывать, как запрограммированное устройство…

Сережа вдруг обиделся:

— Все это знает любой приготовишка.

— Ну, не сердись, мне даже нравится такая одержимость…

Сереже и слово «одержимость» не пришлось по душе.

— Я же не удивляюсь вашим вечным разговорам с отцом о консолях и интерьерах!..

«Нет, он растет не узким человечком. Вот увлекся в школе драмкружком, играет в чеховском „Трагике поневоле“ отца семейства, а Ремир — Мурашкина. Уму непостижимо: Сережка — и вдруг артист. Сколько кутерьмы было, когда добывал накладные усы и бороду, коробку для шляпок. А как вопил на весь дом: „Я вьючная скотина… тряпка, болван, идиот! Крови жажду, крови!“»

— Я — за увлеченность! — сдалась мать.

Глава двадцатая

Майский ливень исхлестывает землю, мчатся бурные потоки по мостовой, к Дону, а дождь припускает все сильнее и сильнее.

Сережа стоит у окна, с тоской смотрит на лужи, на водяную сеть над рекой. Вон катерок потащил на буксире неисправную «ракету». Какой униженный вид у «ракеты». Сереже надо идти на субботник: он дал слово и Варе и Таисии Самсоновне, а мама не пускает, и он себя чувствует тоже униженным.

— Должен пойти, — настойчиво повторяет Сережа, — понимаешь, должен.

— Только безумец может идти в такую погоду, не будет ни одной души!

Виталий Андреевич, до сих пор молча что-то вычислявший, поднял голову:

— Пусть он будет один.

— Кому и что он этим докажет? — протестующе воскликнула Раиса Ивановна и вышла из комнаты.

Сережа пошел за ней.

— Ну, маминушка, — как можно ласковее, тихо сказал он и по старой привычке неуклюже ткнулся носом в ее плечо: — Какая же это педагогика: отец говорит одно, ты — другое…

Раиса Ивановна метнула на сына быстрый взгляд:

— Ну, если тебе уж так страшно хочется — иди, мокни. Только имей в виду, лечить я тебя не буду. Плащ надень! — крикнула она вслед кинувшемуся к дверям Сереже.

— Надену, надену.

Раиса Ивановна возвратилась в комнату, стала у окна. Дождь почти прошел.

— Паршивец! — возмутилась она. — Несет плащ в руке!

Виталий Андреевич подошел к ней, обнял:

— Дорогая наша маминушка, а ты в юности на субботники ходила?

— Еще как!

— И дождь тебя не останавливал?

— Даже землетрясение!

Они рассмеялись.

— Но сейчас время другое, — еще продолжала сопротивляться Раиса Ивановна.

— Сомневаюсь. В главном — время то же самое. И в этом не надо нам его менять…

Сережа ехал в трамвае к Сельмашу. Вот уже слева осталась площадь Карла Маркса, парк с мемориалом погибшим в войну.

Отец недавно возвратился из Москвы. У них там, в сквере возле Большого театра, была встреча фронтовых товарищей — летчиков. Приехал помолодевший, торжественный, долго рассказывал о своих друзьях, потом спросил:

— Ты думал о службе в армии?

Он ответил:

— Думал…

— Ну и что?

— Постараюсь быть хорошим солдатом…

А вон у остановки и вся братия, Рем, Варя в голубой косынке и полотняном платье с оторочкой, как у авиаконверта…