Читать «Ради смеха, или Кадидат индустриальных наук» онлайн - страница 10

Геннадий Толмачев

Степа Академик вздохнул. И верилось и не верилось ему, что он, Степан Христофорович Чаплыгин, в свои-то годы пустится в аферы. Не так задумывалась жизнь. Не так… А винить некого. Эх, где мои семнадцать лет!

IV

Но присказка эта так, к слову. Потому что и в семнадцать лет Степа Чаплыгин к подвигам не готовился. Можно сказать, что еще тогда судьба уготовила ему свое место. На улице его звали тюфяком. Сколько помнит себя, столько и тюфяк. И откуда к нему такое прилепилось? Драчлив был в меру, учился — так себе, наперед ни словом, ни делом не заскакивал. Другие, мол, пусть высовываются.

Улица у них была хулиганская. А все потому, что отцов мало с фронта вернулось. Ни ласки мужской, ни ремня. И попятно, пацаны сами торопились стать мужчинами. А какие самые выпуклые признаки у мужний? В них хитрости нет: вставить в зубы папиросину подлиннее, ругнуться по-трехэтажному, а высший шик, когда какой-нибудь загулявший инвалид сто граммов водочки нальет. В колек и ванек словно бес вселялся: такие штучки отмачивали — никто не поверит. Да они и сами не верили, со смеху помирали, как в беспамятстве куролесили.

— Да неужели? Это я так сказал? А потом что, потом? — наседали кольки и ваньки на рассказчика, гордясь своей жуткой отвагой.

И ведь битыми были, с фингалами на физиономии, а все одно любовались собой: не в своей, в чужой жизни повали. В мужской.

Степа как раз был из тех, кто мог в лицах передать подвиги загулявших сверстников. И приврать, конечно, мог, что не возбранялось, а наоборот, придавало ему вес.

— А ну-ка теперь ты, тюфяк, расскажи.

Тюфяк рассказывал, потом пересказывал. До следующей потехи. Что любопытно, сам Степа в душе презирал пороки своих сверстников. Если он и курил, то только за компанию и «не в затяг», когда матерился, сам краснел, образно представляй предмет ругани, ну а чтобы к спиртному приложиться — тут Степа был кремень.

— Цирроз у меня изнутри, — таинственно объявлял он, вспоминая мучительную кончину деда.

Но почему все-таки тюфяк? И это ему как-то припомнилось. В те годы пацаны превыше всего предпочитали игру в войну. Ну а какая война без оружия? Вот и изготовлялись повсюду самопалы, луки, на худой конец — рогатки. Днем и ночью ухали выстрелы, свистели стрелы, звенели стекла и на разные голоса ревели участники сражений и безвинно пострадавшие прохожие. И вдруг в фанерных лавках-лотках, которых было полным-полно в городе, появились… пугачи. Да, пугачи, отлипающие серебром, с барабанами для патронов, с устрашающим громом выстрела. Все бы хорошо, но эти пугачи стоили денег. А откуда они в семьях, где каждой спичке вели счет?

Но ведь не зря улица была хулиганской! В чьей-то буйной головушке сопрела нехитрая мысль: ограбить. Но кого, где, когда? Да еще ведь надо так ограбить, чтобы денег хватило на покупку двадцати пугачей, для всей улицы. Идею, как ни странно, подал Степа. Он сказал:

— Петькина крестная завтра идет корову покупать.

— Откуда знаешь? — навострился Федька Брым, верховодивший на ихней улице.