Читать «Триумф красной герани. Книга о Будапеште» онлайн - страница 86

Анна Чайковская

Таково, например, здание торгового центра на площади Вёрёшмарти, на той ее стороне, что ближе к Дунаю. В годы «золотого века» на его месте стояло здание, известное как Haas-palota – с кариатидами, вазами, портиками и арками; стилистически – более пышная, более импозантная версия в те же годы построенной Миклошем Иблом Таможни. В 1896 году здесь работала касса, продающая билеты на выставку Тысячелетия. В войну здание погибло. В советское время на его месте появилось новое строение – «бетонные панели и нахальные ребра фасада семидесятых». В свою очередь с наступлением новой эпохи оно тоже было разобрано, и на его месте появилось стеклянное сооружение, не превышающее окрестную застройку по высоте, в гранях которого и отражаются прочие, старые, австро-венгерские здания площади.

Главным принципом городской жизни становится сохранение наследия «золотого века». Любой доходный дом, любой уличный фонарь или почтовый ящик воспринимается теперь прежде всего как память о былом величии, о лучшей поре в жизни города, о «прекрасной эпохе» и о Великой Венгрии, Nagy-Magyarország, которые были, и уже – не будут. Именно поэтому в современном Будапеште можно встретить немало того, что обветшало, состарилось или ждет ремонта с того самого 1896 года, но… Но совсем немного того, что намеренно поломано, испорчено, порушено.

Фасады с осыпавшейся штукатуркой в контексте города воспринимаются как знаки долгой прожитой жизни. Это морщины и седина. А не синяк под глазом.

Более того, на Западном вокзале в отдельной, похожей на шкатулку пристройке, все это время сохраняется в полной неприкосновенности Королевский зал ожидания. Интерьер, убранство, мебель… Почему? Видимо, потому, что отсутствие короля – еще не повод для уничтожения короны. Или потому, что ломать что бы то ни было – занятие неблагодарное и неприятное. И желающих уничтожить нечто красивое, хотя вроде бы в настоящее время и ненужное, просто не находится.

Торцы площадей

Туристы ходят по Будапешту, беспечно задрав головы вверх, разглядывая купола, портики и балконы. У знаменитого здания Оперы – тоже. Там – циркульные дуги арок, и пышные капители, и своды с кессонами. Однако стоит взглянуть и вниз, под ноги. Там, перед самым входом в Оперу, каменная брусчатка сменяется деревянной. Это – торцы. Те самые, из Ахматовой:

Мне ответь хоть теперь: неужелиТы когда-то жила в самом делеИ топтала торцы площадейОслепительной ножкой своей?

В XIX веке торцами, деревянными брусками, вертикально вбитыми в землю, были замощены все центральные улицы Петербурга. Такие мостовые называли еще «уличным паркетом»: он избавлял горожан от неумолчного грохота колес по камням булыжных мостовых, а лошади не разбивали на нем копыта.

Идея была предложена изобретателем Василием Гурьевым в начале XIX века. Первая торцевая мостовая появилась на участках Большой Морской и Миллионной улиц в 1820 году, а через двенадцать лет – на самой важной и модной части Невского проспекта, от Адмиралтейства до Фонтанки. Гурьев с гордостью отчитывался: «Все дома на Невском проспекте избавились от беспрестанного дрожания, которое повреждало их прочность. Жители успокоились от стуку, лошади ощутили новые силы и, не разбивая ног, возят теперь рысью большие телеги. Экипажи сохраняются, а здоровье людей, особливо нежного пола, получило новый быт от приятной езды…».