Читать «Триумф красной герани. Книга о Будапеште» онлайн - страница 151

Анна Чайковская

Центром торговли и промышленности был лежащий на другом берегу Пешт, в противоположность дворянской, католической, рыцарской Буде – буржуазный, реформатский, торговый город. И был человек, способный сделать существующим то, что другим казалось лишь возможным и желаемым.

Граф Иштван Сечени, наследник одного из богатейших семейств Венгрии, стал инициатором строительства моста, ведущим менеджером, как сказали бы сейчас, добрым гением. Финансировали строительство венские и пештские банкиры; граф Сечени также внес собственные средства, и в 1849-м Цепной мост был открыт. Только после того, как оба берега соединись постоянной связью, и стало возможным говорить о будущем объединении городов в единый Будапешт.

Когда в 1873 году Европа узнала о появлении новой имперской столицы, столица российская пребывала на пике красоты и величия. Все главные сооружения уже построены. Вдоль рек и каналов возведены каменные набережные. Город производил незабываемое впечатление: «Золото куполов и шпилей сияло на самой богатой, самой изумительной диадеме, которую когда-либо мог нести город на своем челе… Что может сравниться в великолепии с этим золотым городом на серебряном горизонте, над которым вечер белеет рассветом?». Так написал Теофиль Готье, видавший уже и Париж, и Рим, и Лондон, но очарованный Петербургом.

Однако как раз тогда, во второй половине XIX века, «дух времени» начинает заметно меняться. Столицу критикуют. В знаменитой формуле Карамзина, назвавшего Петербург «блистательной ошибкой» Петра I, ударение все чаще ставят на второе слово. Жалеют мужиков, умерших в болотах при строительстве города. Припоминают Петербургу его «умышленность», его неестественность. И начинается: Петербург де голова, да Москва-то – сердце; Петербург и говорить по-русски не умеет; Москва женского рода, Петербург – мужского… Эйфория западничества кончилась – русские вспомнили о старой уютной столице, которая, оказывается, роднее и милее, чем холодный Питер. И началась не смолкающая до сего дня песня про две противостоящие столицы, про бордюр и поребрик, про подъезд и парадное.

Как Петербург не мог жить без оглядки на Москву, так Будапешт не сводил глаз с Вены. Как ни крути, а она считалась главным городом двойной империи Габсбургов. В Вене, в Хофбурге, Франц-Иосиф жил, в Будапешт приезжал. Вена – признанный центр европейской культуры, и тут соперничать с ней дозволялось, но без надежды на успех. В конце концов, у Вены был Моцарт… Моцарт! Вена лидировала и в сложном деле превращения феодального города в город буржуазный. Как раз тогда на Рингштрассе, на месте снесенных крепостных стен, возводилась череда зданий, выражающих никак не имперско-рыцарские, но вполне определенно буржуазно-гуманитарые идеалы, – Университет, Ратуша, Парламент, Опера. И, конечно, новые здания музеев и театров, без которых Вена – не Вена.