Читать «Триумф красной герани. Книга о Будапеште» онлайн - страница 132

Еще шаг, и направо сворачивает улица Казинци, та самая. Кафе, дом с мемориальной доской, сообщающей, что здесь были отпечатаны первые венгерские игральные карты, хореографическое училище, два пивных двора (на стене – многометровое изображение чем-то закусывающего Минотавра, напротив – графическая композиция про Будапешт и сова в полете), ресторан в автомобиле, бар «Liter» и напротив бар «Méter», где алкоголь продают метрами (и можно провести между ними выходные, выясняя, сколько литров в метре и метров в литре), перекресток, откуда раньше было видно Жужанну в дверях «той» овощной лавки, а теперь готовится новая роспись, Ортодоксальная синагога, кошерный ресторан, полуподвальная галерея андеграундной живописи, кошерная пиццерия, Педагогический университет, Музей электротехники, совмещенный с рестораном «Тесла», двор уличного фастфуда, ритуальная иудейская купальня-миква и знаменитая ромкочма «Симпла», где пиво, музыка, молодежь, лавки, сделанные из отслуживших свое скейтов, и диваны из распиленного пополам «Трабанта», светильники из икеевских пластмассовых ведер, пиво. И туристы со всей Европы.

Если туда, вправо, на улицу Казинци, все же не сворачивать (хотя хочется), а пойти дальше, вперед, то вплоть до бульвара будет тянуться кусок улицы, по которому можно судить, какой она была года два-три тому назад. Это тот случай, когда бессмысленные граффити на стенах не вызывают обиды и раздражения: дома в таком состоянии, что граффити их, пожалуй, даже украшают.

Архитектурные красоты попадаются, но глаз выхватывает не их. На правой стороне улицы, напротив церкви святой Терезы, летом 2015 года появились еще две таблички из тех, что называются «камни преткновения». «Itt lakott…»: Пал Киш и его жена Илона. Она убита в 1944-м, он в 1945-м. Ему было пятьдесят пять лет: он 1890-го года рождения. Ей сорок восемь: она родилась в том самом 1896 году, когда Будапешт самозабвенно праздновал Тысячелетие Венгрии и никто не мог вообразить, что ожидает мир в наступающем через четыре года столетии.

Перед Большим бульваром невозможно пропустить фантастическое здание Академии музыки. Здание выражает то настроение предвоенной Европы, когда пышная буржуазная эклектика Оперы или кафе «Нью-Йорк» начала выглядеть устаревшей и старомодной, а слово «буржуазный» у молодых литераторов стало превращаться в синоним пошлости и приземленного, ограниченного мещанства… Смена поколений: дети зрителей Оперы стали взрослыми, и захотелось чего-то более острого, нервного, но – не менее пышного, а по возможности еще более шикарного. Задача трудновыполнимая, но Будапешт справился. Теперь в фойе Академии путешественник рискует в полной мере пережить то, что вслед за Стендалем называют «флорентийским синдромом». По логике улицы Кирай находится здание Академии на левой, приличной, Терезварошской стороне.