Читать «День разгорается» онлайн - страница 282
Исаак Григорьевич Гольдберг
После «водосвятия» в гимназическом зале состоялось большое собрание «Союза русского народа». И здесь Суконников-старший тоже отвел свое сердце, кратко, но энергично заявивши:
— Как мы истинно-русские люди и стоим за родину, батюшку-царя и мать нашу, православную церковь, то предлагаю я союзу нашему наблюсти за порядком жизни. Нужно нам усердие приложить. И ежели нужно, изничтожать.
Усердие свое Суконников-старший проявил в том, что сам съездил в Спасское предместье и попытался там собрать подходящий народ. Собрание происходило в церковно-приходской школе. Пришли бабы и очень мало мужчин. Малолюдство собрания рассердило Суконникова-старшего, и он обрушился на попа:
— Что ж это, батюшка, плохо вы действуете!.. Вот в октябре месяце усердствовал парод, а почему же теперь так?.. Мало, видно, в вас рвения.
Перепуганный поп оправдывался:
— Сам не могу объяснения сыскать, Петр Никифорыч! Испортились люди! Даже к нам сюда тлетворный дух проник...
— Разврат!.. — негодовал Суконников. — Ваш недогляд!.. Упреждаю, сообщу его преосвященству!..
Собрание в Спасском немного охладило Суконникова-старшего и ввергло его и некоторых других заправил «Союза русского народа» в тревогу. Было им обидно и непонятно: отчего это спасские мужики откачнулись от православного дела и не идут работать в «Союзе».
— Панаша, — развязно высказал свои соображения Суконников-младший, услышав раздраженный рассказ отца о делах, — войдите в соображение: там народ ведь тоже рабочий. Ну, поддался обработке!.. Ваша платформа, папаша, им неподходяща!..
— Ступай ты, знаешь куда?.. — освирепел отец. — Платфо-орма!.. У меня одна платформа: изничтожать супротивников! И все!..
Но небольшая неудача в Спасском не испортила окончательно приподнятого, радостного настроения Суконникова-старшего. Как бы там ни было, но он чувствовал, он знал: прочный порядок наведен, и его будут охранять вооруженной рукою.
Город пользовался этим порядком. Люда «благонадежные» подняли голову и почти верили, что все установилось по-старому.
55
Павла судили военно-полевым судом в тюрьме. В тюрьме же, в укромном углу, был он глухою ночью повешен...
Тюрьма спала и ничего не знала. Только утром прошелестела весть о казни, полетела из камеры в камеру. Она приходила и потрясала гневом, ужасом и жалостью. От одного к другому. Она пришла в камеру, где сидели Огородников, семинарист, Скудельский.
Вячеслав Францевич побледнел и хрустнул пальцами:
— Негодяи...
В камере стало тихо. Огородников съежился, взглянул на решетку в окне, почему-то вспомнил с болью детей, парнишку, сына. Потрогав осторожно за локоть сидевшего рядом с ним Самсонова, он почти беззвучно прошептал:
— Это как же?.. Да это что же?..
— Погиб! — стиснув зубы и отвернувшись от Огородникова, тихо произнес Самсонов. — Такой товарищ погиб!..
Потом, обхватив голову руками, глухо закончил:
— И зря!..
Тишина в камере была томительной, гнетущей, напряженной. Люди сжались на своих местах, ушли в себя, глубоко и тяжко задумались. Люди почувствовали присутствие смерти. Вот здесь, в нескольких шагах от них, три, четыре, пять часов назад одинокого человека окружили враги, провели безмолвного, почти в беспамятстве, больного в какой-то глухой угол и там удавили. Что перечувствовал этот товарищ в последние мгновенья? Какой ужас охватил его пред ощущением неизбежности, неотвратимости конца? Какие последние мысли прожгли его сознание?.. Как он умирал?..