Читать «Путь, не отмеченный на карте» онлайн - страница 14

Исаак Григорьевич Гольдберг

— Поймите... — хочет он что-то объяснить, и голос его звучит мягко, успокаивающе... — Поймите...

Но рвутся, рвутся визгом:

— Не сметь!.. Не сметь!..

А потом реакция: отворачивается полковник к дереву, и видно, как вздрагивают его плечи, его спина.

Степанов хмурится и глядит на хмурых и взволнованных хорунжего и прапорщика.

— Поймите... — повторяет он, но голос его звучит тише, словно боится кого-то встревожить. — Ведь это как-раз из-за одежды, вот из-за этого тряпья за нами охотятся... И если мы оставим им, тем, эту одежду, они раззарятся, у них разгорятся зубы, и они будут нас подстреливать поодиночке... А если мы унесем одежду, может быть, они дальше не пойдут за нами... Поймите!..

Но молчат хорунжий и прапорщик.

Степанов устало вздыхает. Смотрит на труп, на спутников.

— Ладно! — говорит он решительно и холодно (в глазах зажглись жесткие точечки). — Давайте скорей укладывать тело... в одежде... Пусть будет по вашему! Принимайтесь!..

Идут к трупу. Бережно отвязывают поклажу, снимают ружье, патронташи, сумки, — все, что теперь не нужно этому отдыхающему путнику.

Берутся за плечи, за ноги; укладывают на обнаженную землю, на закуржевевшую прошлогоднюю траву. Складывают негнущиеся уже руки на груди. И скользят взглядом по залитому кровью лицу.

Полковник отрывается от дерева. Подходит к трупу. Шапку долой. Шапки сняты у всех.

Полковник складывает щепотью ознобленные, вздрагивающие пальцы. Полковник молится. В коротком молчании коротко застывают слова.

И пока он молится, другие бережно обкладывают труп ветвями. Потом кладут на них колоды в клетку. Строят лабаз, чтоб сохранить в нем тело. Так же, как таежные люди лабазят добычу, которую не могут сразу унести из тайги...

14. «Никаких товарищей! Никаких начальников!..».

И снова в путь. Как прежде. Нет, не совсем, как прежде. Поспешней, с тревогой в сердце. Оглядываясь и впитывая в себя каждый шорох, каждый треск обманно-спокойной тайги. Снова гуськом: впереди Степанов и сзади всех теперь только один прапорщик.

Но полковник совсем размяк, ослабел. Он далеко отстает от Степанова и хорунжего; дальше, чем прежде. С ним, из-за него отстает прапорщик. Но теперь Степанов не так охотно (да и раньше охотно ли?) приостанавливается, чтоб подождать отставших. Теперь Степанов молча наливается злобой — и шагает. Шагает вперед по целому снегу, взрыхляя и попирая грудь тайги.

Один раз хорунжий уговорил его остановиться, другой — потом он решительно выругался и холодно сказал:

— Если вы хотите подыхать тут в тайге, оставайтесь с этой бабой... Я пойду один. Тут все дело в том, чтоб идти как можно скорее!

— Но как же бросить?..

— Плюньте, хорунжий, на жалость! Понимайте так: лучше спастись двоим, троим, чем наверняка гибнуть ради одного.