Читать «Переписка А. П. Чехова и А. С. Суворина» онлайн - страница 50
Алексей Сергеевич Суворин
Низко Вам кланяюсь. Пишите, умоляю.
Ваш
1 В селе Талеж, близ Мелихова.
2 Речь идет о пьесе "Чайка".
3 Л. И. Озерова играла Луизу в пьесе Ф. Шиллера "Коварство и любовь" (Михайловский театр в Петербурге). Чехов написал Озеровой ободряющее письмо. В феврале 1897 г. она вспоминала: "Среди мрака, меня окружавшего, Ваши добрые, простые, ласковые слова глубоко, глубоко запали мне в душу, и эти полтора года невольно мечтала я, как увижу Вас, как отдам Вам всю свою больную, истерзанную, униженную, оскорбленную душу и как Вы все поймете, рассудите, утешите и успокоите..."
4 Рецензент "Петербургской газеты" (20 октября, No 288) А. Р. Кугель сравнивал постановку "Власти тьмы" в театре Литературно-артистического кружка ("Суворинском") и в Александрийском театре.
5 Усилиями Чехова журнал был спасен. Издание его возобновилось в 1897 г. под ред. профессора П. И. Дьяконова; издатель И. Д. Сытин.
6 Пьеса "Чужие", готовившаяся к постановке в театре Суворина.
ЧЕХОВ -- А. С. СУВОРИНУ
22 окт.
В Вашем последнем письме (от 18 октября) Вы трижды обзываете меня бабой и говорите, что я струсил. Зачем такая диффамация? После спектакля1 я ужинал у Романова, честь честью, потом лег спать, спал крепко и на другой день уехал домой, не издав ни одного жалобного звука. Если бы я струсил, то я бегал бы по редакциям, актерам, нервно умолял бы о снисхождении, нервно вносил бы бесполезные поправки и жил бы в Петербурге недели две-три, ходя на свою "Чайку", волнуясь, обливаясь холодным потом, жалуясь... Когда Вы были у меня ночью после спектакля, то ведь Вы же сами сказали, что для меня лучше всего уехать; и на другой день утром я получил от Вас письмо, в котором Вы прощались со мной. Где же трусость? Я поступил так же разумно и холодно, как человек, который сделал предложение, получил отказ и которому ничего больше не остается, как уехать. Да, самолюбие мое было уязвлено, по ведь это не с неба свалилось; я ожидал неуспеха и уже был подготовлен к нему, о чем и предупреждал Вас с полною искренностью.
Дома у себя я принял касторки, умылся холодной водой -- и теперь хоть новую пьесу пиши. Уже не чувствую утомления и раздражения и не боюсь, что ко мне придут Давыдов и Жан говорить о пьесе. С Вашими поправками я согласен -- и благодарю 1000 раз2. Только, пожалуйста, не жалейте, что Вы не были на репетиции. Ведь была, в сущности, только одна репетиция, на которой ничего нельзя было понять; сквозь отвратительную игру совсем не видно было пьесы.
Получил телеграмму от Потапенко: успех колоссальный3. Получил письмо от незнакомой мне Веселитской (Микулич), которая выражает свое сочувствие таким тоном, как будто у меня в семье кто-нибудь умер -- это уж совсем некстати4. А впрочем, все это пустяки.
