Читать «Годы эмиграции» онлайн - страница 211

Обозначив противника в преувеличенном и ложном виде и обвинив его в ряде вымышленных злодеяний, Ильин имел неосторожность сделать и такое обобщение: «вслед за уничтожением помещиков, этой основы русской культуры, началось поголовное уничтожение русского крестьянства в таких размерах, которые можно сравнить только с тем, что было задумано Гитлером», с его «бесчестной расистской попыткой по отношению к России». Это было со стороны Ильина крайне неосторожно, потому что кто-кто, но он-то знал о своем прошлом. Однако, страсть – изничтожить «леваков» – затмила его память и сознание.

Следовало ли напомнить патриоту и богослову о почтительном предложении им своих услуг Гитлеру и Розенбергу и о прославлении им «человека-бога» (Гитлера) и его «пророка» (Розенберга)?

Я счел не только необходимым, но морально-политически обязательным осведомить общественное мнение о том, что мне самому стало известным совершенно случайно: мне показали, а потом передали фотостат письменного обращения Ильина к Розенбергу 2 января 1942 года, то есть уже после вторжения наци в Россию и создания там под руководством Розенберга «Остминистериум». Я считал обязательным опубликование этого обращения Ильина не столько ему в «отмщение», сколько для наглядной демонстрации читателям, какова цена патриотическому пафосу Ильина, его возмущению и нападкам на противников.

Не буду воспроизводить в подробностях последующее, но всё же скажу, как развивалась полемика.

Письмо Ильина Розенбергу было опубликовано мною в переводе на русский язык, а потом и в немецком подлиннике, – что вызвало со стороны Ильина два письма с протестом и возражениями в «Русскую Мысль» и «Возрождение». Совершенно неожиданным было, однако, то, что оба письма на небольшом расстоянии во времени представляли собой два совершенно различных варианта. В письме от 30 ноября 1957 года Ильин утверждал, что Розенбергу он опубликованного мною письма не писал; я же, не указав, каким образом письмо очутилось в моих руках, совершил «пасквильный донос» и «подлог». Доказательством этому должно было служить приведенное тут же Ильиным удостоверение военного трибунала в Париже о том, что, разбирая обвинение Ильина в пропаганде в пользу немцев, трибунал в 1947 году вынес постановление об отсутствии состава преступления. (Надо ли подчеркивать, что ни опубликованное мною письмо, ни я в своей статье об этом и не упоминали).

Не прошло и месяца, и 21 декабря Ильин повторил, что «на основании постановления французского военного суда» он считает опубликованный мною документ «полным подлогом», включая подпись, «целиком сфабрикованным», но уже не мною, а... «канцелярией Розенберга». Казалось бы, хорошо для меня – я выпадаю из игры. Но это значило бы не знать «Возрождения»: его секретарь, а потом редактор, уже скончавшийся, Опишня договорился до «розенберго-вишняковских фальшивок». Другими словами, не Ильин, а я был связан с Розенбергом!