Читать «Под городом Горьким» онлайн - страница 71

У нее, Титовны, была, одним словом, своя логика.

Вскоре двор опустел, и только около горки пепла, оставшейся от кресла, задержались двое – бородатый Пырх и Моресанов, который первому годился в отцы и считался лучшим преподавателем и даже неплохим композитором: некоторые песни, созданные им, исполнялись в пределах области, однако далее пробиться не могли. Виноват в том был, по версии самого Моресанова, во многом Мельник; это он прижимал всяко, как только мог, одаренных преподавателей – не любил, когда кто - либо старался поднять голову выше его самого. Будто даже заявлял: «Учите, учите детей, а песню напишут и в Минске. Лученков хватает сегодня...хоть пруд пруди... а преподавателей – нету. Хороших преподавателей, я имею ввиду...» Намек, как говорится, многозначительный. А совсем недавно, уже тогда, когда наверху был подписан приказ о его переводе в другой город, не пустил в столицу на конкурс вокалистов учащуюся Воротынскую, как только узнал, что она повезет туда песню Моресанава. Кровопийца так кровопийца! И кто же после всего этого, если не сам Моресанов, должен был тянуть, надрываясь, но считая это за честь, кресло из кабинета Мельника, заботиться про керосин и спички?! Было и еще несколько таких, кому Мельник навредил более, чем надо. Что же до бородатого Пырха, то с Мельником он и познакомиться как следует не успел, похоже, ведь работает в училище совсем мало, только недавно закончил он институт культуры, а кресло подхватил одним из первых и поджигал только лишь потому, как признался сам, что в Минске любил по первому зову выходить на площадь Независимости и потому считал себя мэтром в этом деле. Надо так надо!..

– Пепел, видимо, надлежит убрать,– закурил Моресанов и посмотрел на бородатого Пырха, который ворочал веткой клена, росшего поблизости, последние угольки.– А то ветер разнесет по двору – Титовна обругает. Чем бы только убрать?

Пырх нахмурился:

– Нагадили вместе, а следы заметать – нам?

– А что здесь такого? Кому-то же надо...

– Ничего! Вот подверну немного, водой зальем, да и пускай лежит. Чтобы все видели, что от кресла осталось. Можно, а чего, и дощечку воткнуть в землю, на которой написать, чтоб все знали: «На этом месте было сожжено кресло гада Мельника!»

Моресанов не успел ответить – представил только бывшего директора в этом сгоревшем кресле, из которого он, почитай, редко когда выбирался, как вдруг услышал гул автомашины и, повернув голову на этот звук, увидел милицейскую легковушку. Жизнелюб до мозга костей и в какой-то мере не состоявшийся композитор сразу сообразил: они с Пырхом попались. Все вовремя разбежались, а зачем они здесь торчали, спросить бы? Дураки! Этот же Пырх должен иметь опыт, хвалился же, что брали когда-то за ворот на площади в столице, так был бы, паразит, умнее и сам, и поучил бы его, старого разгильдяя. Так нет же! А теперь, что он скажет милиционерам? Что? Смелые мы, братцы, бываем, когда не видим людей в форме, а только следует заметить тех, подрагивают икры...

Легковушка застыла, взвизгнув, перед самой кучей черно-серой золы, из нее вылезли два милиционера – капитан и старшина. Капитан строго спросил: