Читать «Под городом Горьким» онлайн - страница 62

Василь Ткачев

– А за футляр и за то, что посоветовал, как можно зарабатывать, тебе большое спасибо. Дальше я уже сам. Как-либо. Я, хоть и слепой, но дорогу к куску хлеба, кажется, сам вижу. Да и заведешь ты меня, чувствую, старого человека, не туда, куда надо... Не всегда надо зрячего держаться. Не всегда...

Якут, к удивлению многих, кто оказался рядом, заревел, как медведь, сжал до боли кулаки, вскинув их над Митрофаном, но согнал порыв злобы на дереве, к которому примкнула спинкой скамейка, застонал от боли и начал сосать сладкую кровь на вчистую разбитой правой руке. И поносил Митрофана:

– Мать твою!.. Так что, вытер о меня ноги, падла? И ты такой, как все? Как Якутия? Как Север? Так когда я уже за свое могу получить, что мне положено-о-о?! За мою голову?.. За идею?.. А идеи теперь на вес золота... Знаешь, сколько мне надо отстегнуть? Молчишь, гад, предатель, сволочь? Да ты год будешь играть только на меня! Я тебя заставлю!..

– Год я, Якут, не проживу, наверно, – спокойно произнес Митрофан. –Хватит мою музыку уже слушать людям, хватит...

Митрофан свернул гармонь, вскинул ее на плечо, и, нащупывая дорогу тросточкой, тихонечко, осторожненько пошаркал в сторону шумного автовокзала. Якут некоторое время стоял возле скамейки и порожней бутылки с недоеденным яблоком, ноги не слушались его: он не знал, что ему делать – догонять слепого музыканта, или, может, уже не надо?..

Но побежал...

ЧЕБОТОК

Давным-давно, когда еще Чеботок не был Чеботком, а был известен каждому как Колька, сын Митрофана Крупеньки, отец купил ему на ярмарке в Журавичах истоптанные донельзя, можно сказать и так, чеботы. Колька гордо вышагивал в тех чеботах, хоть и тянул ноги по земле , будто к ним были привязаны грузила, а подыми ногу, дай ей хоть маленько послабление – она и выковырнется из голенища. И тогда Колька сделается обычным мальчуганом, как и все,– бесчеботовым. Шурча или Костик тут как тут: дай поносить! А фигу не видели! Они, чеботы, в одно мгновение опять оказывались на босых Колькиных ногах. Чего захотели – поносить! Знаем таких: натянут на свои грязные, хоть репу сей, ноги, тогда допросись, чтоб вернули назад. Шурча так и совсем присвоить может, он что ни прихватит чужое, тогда крепко держит, словно свое, возвращать обратно ему всегда тяжело, будет выдумывать разные басни о том, что у него на войне все погибли, пали смертью героев... и даже на пальцах перечислит – кто. Да хоть и погибли – что ж теперь кормить и поить тебя? Куском хлеба, бывает, и поделятся пацаны. Но чеботы – не трогать, прочь руки ! Это самая величайшая ценность, какую имел на то время рыжий, как подсолнух, Колька.

С легкой руки кого-то Колька и стал Чеботком. Оно ж и правда, коли посмотреть на него в тех чеботах – смех давит, потому как обувка чуть меньше самого, а ноги болтаются в голенищах, наверно, как чайная ложка в граненом стакане.

– Подрастешь – самый раз будут,– другой раз, видя, как охает- ахает и сопит, шаркая ногами по улице, сын, утешал отец. –Только береги. А то без удовольствия сносишь. Тогда надолго хватит. А новых не наберешься... Не те времена, брат!..