Читать «Голубой дым» онлайн - страница 240
Георгий Витальевич Семёнов
И странно! Я лису сначала тоже услышал, а потом уже увидел... Я услышал, как прошуршало что-то за двумя голоствольными елками, — и вдруг увидел рыжую лису! Она бежала легкой трусцой, повернув треугольную, остренькую головку в сторону собачьего лая, прислушиваясь к этому лаю и словно бы раздумывая, как ей быть дальше, и потому не видела меня, увлеченная собакой, которая была уже поблизости.
Сомнения в душе, как выстрел, — собака ведь тоже рыжая! Не убить бы собаку! Нет. Это была лиса.
И я бессознательно вскинул ружье, палец дернул спусковой крючок... Выстрел! Лиса подпрыгнула и стелюще побежала. Не видя меня и не поняв, откуда этот грохот, она бежала ко мне... Я опять выстрелил, и опять промахнулся. А лиса так близко промчалась мимо, что я хорошо успел разглядеть ее: хвост по земле волочился, а голову словно бы в плечи вобрала, съежилась вся, сгорбатилась. Пронеслась рядом, так и не увидев как будто меня, и скрылась...
Угар умолк, услышав выстрелы, и вскоре вывалился из леса, подбежал ко мне и, поняв, что я промахнулся, застонал на весь лес, прихватил горячий след и осипшим голосом, простудно забил опять в свой колокол и ушел за лисой.
А я стоял и поверить не мог, что промахнулся. Стыдно мне было перед собакой и перед егерем, который пришел на выстрелы, стыдно. На все мои жалобы и проклятья он отвечал, улыбаясь:
— Бывает...
За собаку только тревожился.
— Лиса не заморится, так и будет гонять, не раньше утра теперь придет, — говорил егерь, и видно было, что ему не хочется возвращаться домой без собаки.
Он потрубливал в рог. Но лес был тих и мрачен.
Но все-таки Угар пришел. Бока его рыжие ходили ходуном, язык торопливо дергался, обнажая белые клыки в разинутой пасти. Егерь успокоился и говорил собаке ласково:
— Ну что, Угарка? Что, рыжий, лапка болит? Пошли домой?
И я тоже на радостях, что собака пришла, говорил ей:
— Молодец, Угар. Всё хорошо сделал, а я, дубина, промазал...
— Ничего, — говорил егерь, — бывает!
В лесу смерклось, но мы уже вышли на дорогу, которая вела в деревню, и было спокойно у меня на душе. Страсти мои улеглись, досада уже не мучила меня, и я даже подумал, когда мы подходили к дому: «Ну зачем мне эта лиса? Что бы я с ней стал делать? Шкуру содрал? А потом? Зачем мне эта шкура?»
И, оглянувшись на сумеречный, промороженный, мрачный лес, с радостью представил себе на миг рыжую лисицу в норе, перепуганную до смерти моими выстрелами и собакой, которая гоняла ее, бедную, оглашая лес набатными ударами гулкого и страстного своего голоса, который теперь звучал во мне тихой и торжественной музыкой.