Читать «Сила Божия и немощь человеческая» онлайн - страница 78
Сергей Александрович Нилус
Наступила поздняя ночь. Я уже был в своей келье. Вдруг ко мне не вошел, – ворвался сам настоятель в нетрезвом, прости Господи, виде. Я только что заснул, как услышал его грозный оклик и страшный стук в дверь моей кельи.
Перепуганный, не чаявший себе ниоткуда никакой беды, я вскочил с кровати и отворил дверь. Не успел настоятель и ноги перенести через порог, как исступленным голосом закричал на меня:
– Вон, мошенник! Вон сейчас же из обители, чтобы и духу твоего здесь не было!.. Мошен-ник э-та-кий!!..
И понес он тут на меня такую брань, что я от испуга и от неожиданности не знал, что делать и что говорить. Трясясь от испуга, я со слезами кланялся настоятелю в ноги, прося его сказать мне причину гнева, но он и слышать ничего не хотел и только кричал:
– Вон! Тебе говорят, мошенник! Вон, сейчас же из кельи вон!.. Еще расспрашивать стал!.. Бери все свое и ступай, куда хочешь: ты нам не нужен… Да ты и не можешь жить в обители!..
Валяясь у него в ногах и обливая пол слезами, я продолжал умолять его открыть мне причину, за что он так на меня гневается и, начиная догадываться, что причина в моей откровенности с отцом Петром, стал уверять настоятеля, что я никому, ни про что не рассказывал и был только у отца Петра, но в ответ на мои заверения он все продолжал кричать одно: «Вон! Ты не способен к монастырской жизни».
Можете себе представить мое положение? Куда мне было идти? На дворе – ночь, денег – ни гроша, да и от людей стыдно… Но делать было нечего: я начал, все продолжая стоять на коленях, умолять его, чтобы он дозволил мне пробыть в монастыре хотя бы до утрени… На это он согласился, но с тем условием, чтобы, как ударят в колокол к заутрени, меня уже не было в монастыре. С этим приказом настоятель вышел из кельи, продолжая и за дверью поносить меня всяческими унизительными словами.
Когда он ушел, остался я один в своей келье, слезы затмили мне глаза, и я упал беспомощно перед иконой Божией Матери и долго безмолвно рыдал перед Нею.
Выплакал я перед Преблагословенной скорбь мою и затем помолился Ей, чтобы Она, Всесильная, отвела от меня козни вражьи и смягчила настоятелево сердце.
Всю ночь я так промолился, и – дивны дела Твоя, Господи! – еще не успели высохнуть мои слезы, пред самой утреней на рассвете, размышляя о том, что мне предпринять, слышу я, что опять кто-то идет ко мне. Как голубь забилось мое сердце, грудь стеснил страх: ну, думаю, идут меня выгонять. Я весь обратился в слух. Постучали. Безмолвно отворил я дверь, и коленки мои задрожали, когда я увидал вошедшего настоятеля… Велико ж было мое удивление, когда, вместо брани и грозного окрика, я услыхал от него вопрос:
– А ты, небось, всю ночь проскорбел?