Читать «Пятая печать. Том 2» онлайн - страница 57

А рыжие, да красные, А на любовь опасные!

И в этот день — день первого свидания со жрицами питания — я показал им: любовь не единственный талант, присущий рыжим, кое-кто из рыжих и пожрать горазд! Не уронил я чести рыжих по этой части! После первой порции каши долго и терпеливо скребу я ложкой по пустой тарелке. А когда скребучим звуком внимание к себе привлекаю, то печально вздыхаю:

— А пайка без довеска — не авторитет…

После второй порции вздыхаю я еще глубже и трагичнее, выдыхая еще более глубокую философскую сентенцию:

— На человека не угодишь: одной пайки ему мало, а двух… двух тоже не хватает!

Оценили глубину философской мыслИ бабцЫ, выразили одобрение доступным для них способом — кокетливым хихиканьем. И… кладут третью порцию. А сами с интересом наблюдают: а что со мной будет? Лопну или нет? Съев третью порцию, я наклоняю голову к своему кормозаправнику, прислушиваюсь и комментирую:

А там аппетит просыпается — вот сейчас жор и начинается!

От души хохочут очаровашки и приглашают прийти через час на «снятие остатков» по кашке. Еще бы тут остатков не оставалось, где половина коллектива на ладан дышит! И повадился я ежедневно отъедаться за все, что в своей бродячей жизни не доел, а потом еще и в больнице мимо рта моего проехало, пока созерцал я миры запредельные. А в тумбочке у меня, как у хомяка, такой продсклад образовался, не только до утра, до весны прожить можно! Просыпаясь ночью, я, как вурдалак, чавкаю во тьме кромешной…

* * *

Наутро, увидев меня таким же ненасытным, закатываются от хохота пищеблоковские жрицы питания: молодые, ядреные, со всех сторон очаровательно закругленные. От смеха упруго колышутся их восхитительные выпуклости, волнующие воображение. А когда самая насмешливая, собирая посуду со стола, касается меня упругим бедром, а то прислоняется к моей спине нежной зыбкостью пышной груди, бросает меня в жар и перехватывает дыхалку…

Не спится ночью мне, как пушкинской Татьяне. Под нудный храп соседей в распаленном воображении ярко, почти осязаемо, возникают обтекаемо округлые прелести очаровашечек с пищеблока. Прелести, перед которыми, сняв шляпу, преклонил бы колени Кустодиев, понимавший сладость сдобных красавиц с фигурами допайковой эры. И в любовном томлении опять открываю я тумбочку с продуктовым запасом…

Каждое утро в вестибюле я придирчиво изучаю в зеркале свой «светлый образ»: тонкий, звонкий и почти прозрачный. На гибком, длинном стебельке шейки нахально, как пресловутый пестик (известно, для чего предназначенный!), торчит мой рыжий кумпол, свирепо ощетиненный отрастающими волосами. Ну и ну — репей семенник! Такое похабное зрелище не для детей до шестнадцати: рыжий пестик в период бурного полового созревания! И отойдя от зеркала, я решаю твердо и окончательно: больше не взгляну я в этот дурацкий мордогляд! Но после обеда непреодолимая сила опять влечет меня к зеркалу! И это не мазохистская страсть к самоистязанию зеркалом, а оптимистическая надежда на то, что после обильной еды что-то изменилось в моей жалкой внешности… хотя бы чуточку! Как хочется стать сильным, широкоплечим, мужественным, чтобы походить на мужчину, а не на тросточку с рыжим набалдашником!..