Читать «Пятая печать. Том 2» онлайн - страница 21
Александр А. Войлошников
— Голубь! — как руль, он первым протягивает руку огольцу, а после представляет нас.
— ЕжАк! Это — по-хохляцки. А по-кацапивски — Ёжик! — с забавной важностью представляет себя оголец, отвешивая церемониальные поклоны. И уточняет:
— Я не украйнець — я хохол!
— Яка ж тому разница? — удивляется Штык.
— Дуже богато разницы: вкрайнцы — це сумуючии, а якы шухерны — це хохлы!
— Подвалишься к нашей бражке или как?.. — спрашивает Голубь Ежака и нас: — Как вовкЫ за це дило бачат?
— Человек человеку волк, а волк волкУ друг и брат! — заявляю я. Остальные тоже галдят радостное согласие.
— Завждый радый до гарной компании причипиться, дэ вовкЫ хроши мають! — весело отвечает Ежак. — Та шоб було с кем жартуваты, як у анекдоти: «Спыймалы менты хохла та кацапа…» И давай Ежак прикалывать анекдоты, один за другим на сгальной украинской феньке! То ли талант у Ежака особенный, то ли настроение после фартовой отначки шухерное, но от каждого анекдота мы в лежку лежим, повизгивая и постанывая, потому как нормально смеяться сил нет.
И затертые анекдоты, но с ежачиными гримасами по-другому слушаются. А как ввернет Ежак в анекдотец смачное словечко хохляцкое вся кодла, держась за животики, со стонами по крыше катается. От дефлектора до дефлектора. Это такие трубы вентиляционные из каждого купе на крышу. А на трубе — крышечка конусом, чтобы дождик туда не капал. Под трубой в купе — тарелка железная на винте, регулировать вентиляцию.
Хорошо придумано: без дефлекторов на крышах было б не уютно. Голубь тоже ржет над приколами, но успевает делом заниматься: навар считает внутри сумки, чтобы ветром не сдуло. Штык тоже любит сгальной прикольчик выдать и Ежака подначивает ревниво:
— Ха, на таком сгальном языке, по натуре, не токо прикольчик, а приговор, где тебе вышак ломится, если послушаешь, то вместе с прокурором, ка-ак штык, ржать будешь!
Сдвигает Ежак черные брови, щурит длиннющие ресницы, да как выдаст наизусть, да выразительно:
Вот, и слова те же — украинские, над которыми мы только что ржали, а схватывает за сердце от тех слов тоска пронзительная… Что за сила в стихах настоящих?! И сыпятся на Ежака наши восторги:
— Ну, даешь!
— С таким талантом и на свободе?!
— Ярар бакши!
— Ото я и ховору, шо мошча!
— Ка-ак штык — силища!
— Ты что ли это сочинил?
— Ни. Це Тараса Шевченко вирши, — солидно отвечает Ежак, довольный впечатлением. И контратакует Штыка: — Ось, то-то… Нэ балакай, шо цей язык тильке для анекдотыв, як ций биндюжник: «Побачив кореша биндюжник та размовляить: «Же-о-оря, нахрен ты по-кацапивски»… И изображает Ежак на шухерной мордахе такое искреннее удивление простака биндюжника, что мы заглушаем хохотом финал анекдота, не услышав сути, а от этого становится нам еще смешнее…
