Читать «Орленев» онлайн
Александр Петрович Мацкин
В середине двадцатых годов, уже на ущербе жизни, Павел
Николаевич Орленев стал писать давно задуманную им книгу
воспоминаний. Знаменитый, всегда на виду, избалованный вни¬
манием по всем поводам (иногда это был феноменальный успех
с неслыханными до того в русском театре тысячными сборами,
иногда — неудачи, которые тоже служили предлогом для сенса¬
ций и шума газет), он теперь боялся тишины и забвения.
В 1922 году, после долгих скитаний по России, он приехал на
гастроли в Москву. Это была революционная Москва, изменившая
мир и вместе с ним театр, Москва новых студий, только что сы¬
гранной «Турандот» в постановке Вахтангова, «Великодушного
рогоносца» у Мейерхольда и «Федры» у Таирова. Рядом с ними
на афишах появилось имя Орленева; в объявленном им репер¬
туаре, несмотря на прогремевшие великие бури, никаких измене¬
ний не произошло: знакомые пьесы, знакомые роли. И трудно
было предвидеть, что получится из этого соседства нового со ста¬
рым. Все обошлось иаилучшим образом, гастроли принесли успех,
правда, Орленев и самому себе не мог бы сказать, что это за ус¬
пех — почтительно-музейный, чудом сохранившегося прошлого,
или живой, стихийный, ответивший каким-то непреходящим
нравственным потребностям аудитории.
С грустью он говорил тогда репортеру журнала «Театр и му¬
зыка», что «молодая Россия ничего не знает об Орленеве... Знают
мое имя, но подчас не знают, кто я: актер, музыкант или пе¬
вец». Ему было пятьдесят три года, он сохранил силы и артисти¬
ческую форму, и планы у него были смелые. Но для начала он
хотел поставить фильм по сочиненному им сценарию о своей ра¬
боте актера («дать моменты достижения каждой роли») и напи¬
сать воспоминания: «. . .в памяти моей ярко стоят десятки встреч
с самыми разнообразными людьми. Здесь есть и Лев Толстой, и
Чехов, и Качалов (мой ученик), и Джером, и американские мил¬
лиардеры, и много, много других лиц» i. Такими были его самые
ближние цели.
Он хотел подвести черту под прошлым для «новой энергии и
какого-то сдвига», чтобы начать все снова, наперекор привычке и
готовым приемам. Но за те несколько лет, которые прошли между
его первым упоминанием о книге и началом работы над ней, все
изменилось: он почувствовал старость, приближение конца и те¬
перь видел в своих воспоминаниях единственную возможность
оставить след в памяти русского зрителя. Он очень дорожил этой
возможностью и писал книгу в том состоянии самозабвения и
полной сосредоточенности, какое у него бывало только в моло¬
дости, когда он готовил роли в инсценировках Достоевского. Со¬
хранился автограф его книги, и, листая орленевские тетрадки
в коленкоровых переплетах, можно убедиться, что в литературных