Читать «Полдень следующего дня» онлайн - страница 44
Игорь Николаевич Сюмкин
Никому, даже Прасковье, не объяснял он своего поступка, не хотел. Слишком сокровенным, а долгое время и слишком безнадежным казалось самому двигавшее им тогда, да и вряд ли бы поняли его. Впрочем, особой жертвы с его стороны и не было: у Ивана оставались старые часы, поломки в которых определил еще при приеме (в одних они были сложнее, в других проще, но неисправимых не было), так что отданные взамен не были подарками. Да и с какой, спрашивается, стати он стал бы навяливаться в благодетели к здоровым, совсем-совсем посторонним людям? Нет, Иван знал цену деньгам вообще, своим инвалидским тем более, Однако по-иному не поступил бы, хоть назови его ослом весь белый свет. Не мог он поступить иначе, крепко помнились ему слова тощего, вечно желчного Хаима, обучавшего его часовому ремеслу, когда Иван только-только вернулся с фронта:
— Если часовщик возвращает часы неидущими, то, милый мой, поверь старому Хаиму, значит, тот мастер уже понадобился всемогущему Яхве…
Забавными казались тогда Ивану слова старого Хаима. Сам-то Хаим, при всем его пристрастии к талмуду и ревностном справлении суббот, старательно делал вид, что не слышит зова Яхве, не чувствует на себе всевышней заинтересованности. Хаим обманывал не то бога, не то себя и, не возвращая заказов, гнул и гнул над столом шею, клонил над часами длиннющий нос, что в последние дни заметно заострился… Но обмануть Яхве старику не удалось: он так и умер прямо за столом, уронив плешивую голову на часы с пустячной поломкой, устранить которую не успел.
Иван не баловал доверием и православного-то господа, не то что Яхве старого Хаима. У него не шло из ума другое… Казалось Ивану: верни он часы неидущими — и жизнь его на этом остановится, потому что не останется больше долгов перед ней, замрет она, кончится для него, даже если протянет Иван после того еще сто лет. Может, покупкой часов он и переборщил… Кто знает? Но сознание, что его что-то ждет, поддерживало, подстегивало порой, не давало совсем уж раскисать в трудные дни, а такие, когда казалось, что все кончено и руки на себя наложить хотелось, случались. Случалось, что и вера в силу талисманов покачивалась, и доставал он заветную шкатулку, распаляя себя, настраивая на то, что вынет он часы, разложит на столе, а когда придет с работы Прасковья, велит ей отвезти их в Свердловск и, как отремонтируют, в комиссионку, к чертовой матери, нет у них силы и веры в них у него нет… Иван зло, резко откидывал крышку шкатулки, но стоило ему обычно коснуться часов, и забывал обо всем. Подолгу, как ребенок, играющий песком или камушками, бессмысленно перебирал их, пересыпал из горсти в горсть, чувствуя к ним, холодным и молчащим, благоговейную нежность. А потом, когда они теплели от его рук, словно давая этим понять, что начальная холодность была напускной, Ивану и вовсе начинало мерещиться, будто они, разомлевшие, ублаженные, шепчут ему: «Ты нужен, Ваня! Ведь есть должок… Что мы, по-твоему? Да и часовщик другой в районе все никак не объявляется. Людям-то в Свердловск мотаться приходится».