Читать «Люди августа» онлайн - страница 10
Сергей Сергеевич Лебедев
Бабушки
Сначала я объяснял все это тем, что бабушка была самой же собой ограничена, она стремилась – и не сумела выйти за пределы опыта, привычки скрывать искренние, настоящие мысли.
Следующая догадка была иной. Мне показалось, что бабушка задумала назидательный, просветительский проект; составила, так сказать, позитивный «беловик» семейной истории, имеющий цель не правдоискательскую, а педагогическую, воспитательную. Бабушка очень любила это слово – «беловик», любила, когда занималась редактурой, сложить стопкой чистые печатные листы, уже без помарок и правок, – и тут же собирала и выбрасывала листы исчерканные, черновики, ни минуты не давая им задержаться на столе рядом с
Бабушка Таня, думал я, как бухгалтер жизни, истории и быта, сводила дебет-кредит, и, если по правде, выходил огромный, чудовищный минус. Но ей, ради положительного урока, нужно было свести баланс с небольшим, мизерным (что тоже урок, хорошего много не бывает), но плюсом. Она хотела написать своего рода апостольское послание, ободряющее «письмо надежды», проповедь о двадцатом веке; и поэтому, как свидетель архипристрастный, была готова на «честный подлог» – такое парадоксальное определение есть у библеистов.
Я чувствовал, что угадал – но отнюдь не все; я стал думать о том, что бабушка буквально спряталась за семейную историю, чтобы не рассказывать свою собственную; материал оказался очень удобен – множество линий, сюжетов, тайн, встреч, игр судьбы.
Великая мнимость, великий обман текста! Кажется, столько написано, столько всего открывается – а на самом деле ты видишь рамки, занавески, потому что никогда не узнаешь, о чем
А картина уже написана, глина уже застыла, резец отложен в сторону; труд творца завершен. И не вклиниться внутрь, не вытащить подтекст, не прознать сокрытое; именно законченность – фатальна, безвыходна, она порабощает читающего!
Я даже поразился красоте идеи: скрыть нечто через изобилие предъявленной памяти.
И вдруг – как страшное открытие параноика, оказавшееся правдой, – ко мне пришло ощущение, что все воспоминания, все триста страниц есть одна операция прикрытия; они прошли жесточайшую внутреннюю редактуру, в которую бабушка вложила все свое мастерство, редактуру содержательную и композиционную; у этого текста очень специфическая, трудно уловимая посторонним взглядом задача.