Читать «Галактика обетованная» онлайн - страница 38
Николай Михайлович Коняев
— А как же, дарагой, разве я обманывал тебя? Занимайся спокойно своим делом и не смотри этот ящик.
Я специально задержался возле телефона, чтобы Давид Эдуардович мог поблагодарить меня за спасение от погрома. Однако, закончив разговор с Шеварднадзе, Выжигайло-Никитин повесил трубку и, даже не кивнув мне, ушел.
Да. Он действительно незаконнорожденный.
И еврей он тоже какой-то все-таки ненастоящий.
Абрам Григорьевич Лупилин, томящийся сейчас в заключении, конечно же, не поступил бы так.
Сегодня на кухне многие квартиранты жаловались на казачью «станицу».
Оказывается, вчера вечером они до двух часов ночи горланили песни, а потом затеяли уборку. Привели «приватизаторов» и заставили мыть полы.
Видимо, спросонок те работали недостаточно сноровисто, и казаки решили немножко поучить их. А те принялись кричать, вот и перебудили квартирантов.
— Кто ж знал, что это нелюди такие? — разглядывая разбитый кулак, говорил на кухне черно-петуховый Гриша. — Они ж даже того не понимают, что ночь уже и люди отдыхать легли!
— Да уж, — сочувственно вздыхала Екатерина Тихоновна. — Это такой народ. Один — еврей, а у другого лыжи в депутаты налажены, чего у них о народе думано? А все равно, Гришенька, уж ты поаккуратнее. Не ломай их. Работы-то столько теперь.
И почему-то она посмотрела на меня.
Полякова, которая, закинув ногу на ногу, сидела тут же на кухне, захохотала, перехватив этот взгляд.
— Ты, Катя, не смотри на моего, — сказала она. — Не у одной у тебя работа.
Очень интересные беседы происходят теперь у нас на кухне.
Сегодня беседовал с гостем из Туркменистана о принципах организации свободного, не тоталитарного общества.
Мой собеседник, наблюдая, как в закутке у шкафа чистит племянник Стёпа сапоги черно-петухового Гриши, заметил, что общество только для того и существует, чтобы индивидуальности, объединяясь в него, могли подавлять сами себя.
Я категорически не согласился с этим положением.
Я сказал, что общество для того и освобождалось от оков тоталитаризма, чтобы личность могла раскрыться в полной мере.
В свидетели этому я призвал племянника Стёпу, но он ничего не ответил. Еще быстрее замахал щеткой.
— Я считаю, Федя, что ты прав, — сказала Полякова. — И Рудольфа ты правильно призвал в свидетели. Я внимательно наблюдаю за ним и вижу, как глубоко и всесторонне раскрывается в нашей квартире его личность. Он был никчемным депутатом, а смотри, как ловко сейчас моет он пол и чистит сапоги.
— Вы не правы Екатерина Ивановна, — сказал я. — Это не Векшин. Это племянник полковника Федорчукова — Степа.
— Я не племянник! — сказал Степа. — Я — депутат Векшин.
— Нет, Степа, — мягко сказал я. — Ты не депутат. Ты хотел стать депутатом или президентом, но полковник перевез тебя сюда, чтобы вылечить.
— Я депутат! Депутат! — закричал Степа, яростно сверкая глазами и стуча сапожной щеткой по полу. — Я — депутат!
— Ну, ты. Депутат, — черно-петуховый Гриша легонько пнул Степу сапогом. — Сапоги чистить будем или кворум пойдем считать?
Я не понял, какую мысль хотел сформулировать Гриша, но Степа, видимо, понял, потому что сразу прекратил истерику и энергично — смотреть любо-дорого! — замахал сапожной щеткой.