Читать «Галактика обетованная» онлайн - страница 15
Николай Михайлович Коняев
Я же, наблюдая за этой сценой, подумал о том, какая все-таки интересная и по-гусарски красивая жизнь у этих грузинских евреев.
Еще я подумал, а что, если Давид Эдуардович — незаконнорожденный сын Эдуарда Амвросиевича Шеварднадзе?
Похоже, что это так.
Красно-коричневые.
Все чаще слышу эти слова и уже во второй раз применительно к себе. Сегодня красно-коричневым меня назвал редактор журнала, куда я заходил узнать про стихи в № 11 или № 12.
Редактора долго не было, его вызвали в комитет демократических реформ, и, ожидая его, я сидел с секретаршей Таней. Я попросил ее отыскать копии моих писем в Правительство, которые я переслал в журнал для публикации, но Таня сказала, что эти письма были расписаны на господина Коняева и он, согласно указанию редактора, переслал их инопланетянам.
Я успокоился, и мы с Таней стали вспоминать незабываемые августовские дни, проведенные на баррикадах. А какую замечательную водку привозили нам! А какие вкусные были бутерброды!
Мы даже не заметили — так увлеклись! — как появился редактор. Он пригласил меня к себе в кабинет и сказал:
— Вы кончайте эти разговоры про водку! Вы, простите за выражение, как красно-коричневый говорите!
— Но ведь это правда! — сказал я.
— Ну и что?! — рассердился редактор. — Правда тоже может быть краснокоричневой! А посмотрите, что вы в своих стихах пишете! Красной пылью. в красной марсианской тишине. Как это понимать прикажете? Откуда в вас такая ностальгия по красному?!
— Но, простите! — возразил я. — Это же Марс. А там все красное.
— Откуда вы это знаете? Вы что, были на этом Марсе?
— Конечно, был… И не раз. И на Венере был, и на Сатурне, и на Плутоне…
— Что?! — закричал было редактор, но, взглянув на меня, осекся. — А, да. Ну, конечно… Я просто забыл. Ладно. Идите. Я еще подумаю над вашими стихами. Но прошу вас, больше не затевайте в редакции своих красно-коричневых разговоров. Хорошо?
Я сказал, что если это угодно господину редактору, я не буду более говорить об августовских событиях, сохраню в тайне все подробности тех незабвенных дней и ночей.
На этом мы и расстались.
Но уже дома я неожиданно вспомнил, как осекся редактор, посмотрев на меня, и задумался. Почему он не удивился, что я был на Венере, Сатурне и Плутоне? Откуда ему известно об этом? Ведь я ничего не говорил ему о своих полетах…
Но он определенно знает.
И это ведь именно он дал указание господину Коняеву переслать мои письма инопланетянам.
Все это очень странно.
Задумавшись, я машинально нарисовал человека без глаз и долго смотрел на рисунок, пытался вспомнить: кто это? Потом не выдержал — нарисовал и глаза.
Получилось, что человек смотрит на меня в упор, и недобро так смотрит.
Видно, что знает меня…
А я его так и не смог вспомнить.
Приходил Ш-С.
Долго стоял в коридоре перед дверью с вывеской «Приватизационный комитет».
Кстати сказать, она сейчас на металле выгравирована. Это Петр Созонтович Федорчуков у себя на заводе — он там председатель профсоюзного комитета — заказывал, а мы все скинулись по десять рублей.
Потом Ш-С. спросил: «Что это за приватизационный комитет такой?»