Читать «Галактика обетованная» онлайн - страница 120

Как говорил Н. Ф. Федоров, «перед лицом космической силы умолкают все интересы, личные, сословные, народные, один только интерес не забывается, интерес, общий всем людям, т. е. всем смертным».

Но всё-всё.

Умолкаю, чтобы не нарушать режим секретности и не подвергать вас опасности, которое несет в себе несанкционированное вышестоящими инстанциями знание, о котором и говорится, что многие знания умножают великие печали.

Вы можете пытать меня, пригласив директора Института Человека и Трупа Петра Николаевича Исправникова или полевого командира Витю-райкомовца.

Но что вы выведаете, я и сам не знаю.

Признаюсь, что я тоже, как и вы, пока еще не до конца посвящен в Замысел, то есть сам Замысел известен мне, но детали — нет.

Но, главное, я не могу разглашать ни под какими пытками, какими силами организовывались эти исчезновения и какая преследовалась цель.

Скажу только, что силы эти могучие, а цель — светлая.

Тем не менее приступая к изложению обстоятельств и существа Третьего исчезновения, должен предостеречь вас от скороспелых суждений и осуждений.

Прошу, прошу вас поверить мне на слово, что ни о какой альтернативной половой ориентации речи тут не идет.

Уверяю, что в основной массе рельсовцы почитали институты семьи и брака. Женщин здесь любили, дарили им цветы на восьмое марта, а если и били, то не всех и не каждый день…

Другое дело, что, как утверждает мой друг, философ Федор Михайлович Любимов, еще в давние, застойные времена рельсовцы, уже предчувствуя предстоящие метаморфозы и предуготовляясь к ним, независимо от пола, возраста и национальности, перестали воспринимать любовь и достаток в отрыве от социума.

Глубокую мысль эту простыми и ясными словами разъяснял рельсовский мыслитель Федор Михайлович Любимов, когда я купил ему бутылку водки.

— Рельсовец неприхотлив… — рассказал он. — Наш человек довольствуется самым малым, если этого малого у него все-таки чуть-чуть больше, чем у соседа по оврагу… Это свойство и объединяет нас. Здесь истина. Тут бутылка зарыта.

— Какая бутылка? — спросил я.

— Бутылка истины! — сказал Федор Михайлович.

Ошеломительно глубокая мысль!

Мне представляется, что объединение, независящее от национальных, половых и возрастных различий, важно не только для Рельсовска, но и для всей истории нашего Отечества, так смело вставшего на путь демократических преобразований…

Федор Михайлович Любимов согласился с моей оценкой его суждения и добавил, что накануне перестройки любой рельсовец охотно соглашался жить еще хуже, если его сосед будет жить совсем плохо.

Именно это феноменальное дружелюбие и обусловило в городе столь высокий рейтинг Петра Созонтовича Федорчукова, зеленоватого господина Президента и хана Батыя.

— Чем хорош Президент? — спросил Федор Михайлович. — Раньше соседка Калужникова, бывало, новые сапоги купит, и моей дуре, Люське, такие же подавай. На водку, можно сказать, ничего и не оставалось. Пили гадость всякую. А теперь нет. Что теперь соседка купит, если у ее Калужникова полулитровый банк накрылся и он ни хрена не получает? Вот и выходит, что мне облегчение от этого — Люське нечем теперь попрекнуть меня! Правильно?