Читать «Дикий барин (сборник)» онлайн - страница 69

Джон Александрович Шемякин

У меня от радости аж сердце зашлось рысистым стуком. Дождался, думаю. Дожил до признания потомков. Теперь в очень выгодном ракурсе буду лежать на возвышении, а на руке кольцо переливается под мраморными сводами. Как у Гавриила Романыча Державина, первейшего русского пиита, про которого многие, наверное, слышали.

Срывающимся от понятного волнения голосом говорю хрипло:

– Спасибо, конечно, за долгожданное подношение, однако было бы желательно узнать повод, так сказать, очертить круг подозреваемых…

Слышу в ответ:

– А я замуж выхожу! А кольцо принесла показать-похвастаться…

Ну, то есть сделать то, что ожидает любой дядя, находясь в больнице на безнадежном излечении.

– Я смогу и оценить! – говорю вполне иронично, бодро вправляя в глазницу треснутый монокль и как бы подпрыгивая в нетерпении среди мятых подушек.

– Вот оно!

– Ах, ты ж… – только и успел промолвить я, сжимая в кулаке залог любви. И в конвульсиях несколько задергался. Думаю, что два электрошока перетерплю, а драгметалл может пригодиться.

Потом одумался.

Спрашиваю:

– А чего не по размеру кольцо любовное, залог счастья?

Сам надеюсь при этом, что воздыхатель не просто жулик, а грабит масштабно, караванами берет на таможенных терминалах… И в свете коптящих факелов мечет в толпу невест ценности.

– Ой, дядь, он все магазины обыскал – искал мой размер. Найти-то невозможно на мои пальцы – очень они у меня тонкие…

И руки свои нижегородские ко мне тянет.

Девоньки, девоньки, как вас обмануть легко! Несмотря на высшее образование и наличие персональной автомашины «RAV-4» с салоном из бежевой кожи…

У жены, не иначе, колечко изъял. Вытянул, пользуясь сонной беспомощностью, из рундучка. Такое у меня мнение сложилось.

Но вида не подал. Разметался на постельке в стиле девицы Люверкюр и позволил снести себя в реанимацию.

Сын

Когда меня в молодости подперло безденежье, а судьба, счастливо улыбаясь, вручила мне младенца Вавилония Джоновича, я ушел в море на заработки и отходил два года в Тихом океане в команде, состоявшей главным образом из филиппинцев, а также двух украинцев, семи испанцев и марокканца. Спина вспоминает об этих годах, отданных романтике, постоянно. Но я без упреков: так было надо. Отложил диссертацию и стал выполнять то, что считал долгом. И не всегда было мне при этом хорошо, приятно и ослепительно.

Люди поколения моего отца не задумывались о том, правильно или неправильно надо поступать, а просто делали что могли. Люди моего поколения делали многое от безысходности. Тоже не особо рефлексируя на свой счет. Корить жизнь за это нелепо.

Когда настала пора малышу Вавилонию встать в семейный строй и подсобить, малыш Вавилоний резко занялся критикой общества потребления и отдался поискам. Хотя и не малыш вовсе уже, а вполне себе.

Я же упорно, как дряхлеющая кляча, слушаю упреки людей, симпатизирующих Вавилонию Джоновичу, в моей черствости и жестокости. Мол, я должен, шлепая копытами и тряся отвисшими старческими губами, продолжать весело катать коляску, в которой детство с шариками крутит голову, улыбаясь лучикам солнца. И не дай бог испортить детству его настрой!