Читать «Дикий барин (сборник)» онлайн - страница 126

Есть такой тип православных християн, которые годами живут по родственникам и знакомым. Живут не просто так, а внося в размеренный быт хозяев некую игринку такую, интригу, пряный запах риска.

Ну, в самом деле, сидят бирюки на мешках и смотрят на банки с помидорами восьмой год. Бабку старенькую заставляют варежки вязать и трясут потом этими варежками на полустанках, все что-то копят. Комбикорма воруют. Кур завели прямо в доме, пухом выдыхают по утрам. Поросенков постоянно Борьками называют. На телевизоре две салфетки – от пыли и поверх. Из шпал баню себе…

Оцинкованный лист внахлест. Двор бетонировать начали. А стенку обложили в полтора кирпича и пеной по пазам пустили. Бак, котел – все ворованное! Из клуба витражей битых принесли и на теплицу: узбечка треснутая из «Дружбы народов» над огурцами, флаг БССР перекрывает укроп. Рубля не допроситься! На глобус! В школу! Не допроситься! Перелицовывают по седьмому разу пальто зеленое, в нем все семейство уже фотографировалось на Красной площади, по очереди, только лису с плеч на руки перекладывали, вроде как муфта.

А тут к ним родственник из Тамбова! Калитку открывает и улыбается.

Через месяц смотрят – бабка-вязальщица в малиновом корсете перебирает ногами в сетчатых чулках у автовокзала, подмигивает немцам, опухший папа и деверь шебутной роются на пепелище, ищут проушины от венской кровати панцирной. Мамаша, которую цыганам водили показывать, уже сидит на лавке с золотыми зубами в пригоршне, ждет, когда утро наступит. А оно для нее не скоро теперь наступит…

И только родственник тамбовский под куском толя совсем не изменился – где положить успели, там и лежит. Хоть в его честь уже ребеночка назвали, девочку восьми лет.

У меня так никогда не получалось. Приехать, и чтоб тебе сразу все рады, чтоб хозяин дома, теряя шлепанцы, кидался резать жирного тельца в мою честь. Чтоб хозяйка дома вспыхнула от курортных воспоминаний, присела нервно на край кушетки и, ломая спички, прикурила папиросу «Казбек». Чтоб дочь-первокурсница выглядывала из-за занавески, натягивая за ней со скрипом и треском на тонкое розовое парадное в обтяжку.

Нет. Обычно меня встречают равнодушно. Это если я не в составе банды приезжаю, с мандатом, а сам по себе, по частному случаю. В плаще, с чемоданом и в необмятой шляпе с твердыми полями.

А, говорят, приехал, рады-рады. Да, повторят, рады-рады. А на столе консервированная свекла и два яйца вкрутую на блюдечке. И пальцами по клеенке – трымс-трымс. Трымс-трымс.

Вот сидишь под бахромчатым абажуром и томишься. Ходики слушаешь. Зачем приехал к ним, зачем обратные билеты только через неделю?!

И как представишь себе свое гостевание, сразу охота прижать скаредных уродцев-хозяев к своей могучей груди и зарычать под их тихий сдавленный вой.

Потом, конечно, все образовывается как-то. Выпьем-закусим, повспоминаем, занюхивая корочкой: кто где помер, как, какой памятник. Шпроты, сырку тут же… А Ануфриевы? А Ануфриевы угорели! От оно что… Колбаска зашкворчала, желтея сальными глазками на выгибающемся серо-розовом. И сколько у вас там это стоит? До пяти тысяч. За кило? Нет, зачем за кило, за полпачки…