Читать «Сильные. Книга первая. Пленник железной горы» онлайн - страница 9

Генри Лайон Олди

К дому Сиэр-тойона, моего отца.

— Все потому, что у тебя лук охотничий, — сказал Кустур. Он снова улыбался: не умел долго сердиться. — А еще потому, что у тебя отец — бог.

3

Дом без равных

— Ну, бог. И что теперь?

Я разозлился на Кустура. Зачем повторять то, что все и так знают? Кустур открыл рот, подумал немного — и закрыл. Не нашелся, что ответить. Наверное, нос почесать забыл. Я полюбовался его растерянностью, и вся злость прошла.

— Пошли! Ты же есть хотел!

— Ничего теперь, — с опозданием откликнулся он.

— Идем, говорю!

— Я лучше тут постою…

Он стоял и глазел на наш дом, будто видел его впервые. Вот так всегда! По десять раз на дню мимо ходят, ездят, бегут, ковыляют — и хоть бы хны. Мазнут взглядом и дальше топают, по своим делам. А стоит кому во двор зайти — хоть мальчишке, хоть взрослому — встанут столбом и глазеют, пока не окликнешь.

Наш дом в улусе один такой. У всех — юрты: бревна, жерди, прутья — каркас. Все это глиной замазывают, с сенной трухой и коровьим навозом. На зиму дерном утепляют. По весне — белой глиной кроют, для красоты. Внутри — камелек, лавки, котлы-посуда. Занавески для женской половины. Улус у нас дружный, если стройка, все соседи на подмогу спешат. Два-три дня — и готова новая юрта. Пожалуйте справлять новоселье!

А у нас — дом. Комнат внутри — тьма тьмущая! Заблудиться можно. Говорят, девяносто сажен в длину. Я не мерял, но согласен. Опорные столбы — из лиственницы, самой лучшей. В наших лесах эти лиственницы не растут. Небось, издалека привезли, с Верхнего Неба. Снаружи дом на солнце так и сияет — глазам больно. Дедушка Сэркен Сэсен приезжал, на сходе пел:

Силою исполинов-творцов Сотворенно построен был Тринадцатистенный дом Из цельного серебра, Полный всяческого добра; Сверкая кровлею золотой, На девяносто сажен в длину Раскинулся этот дом; Девяносто окон больших Прорублено в доме том, Равного которому нет…

Я думал, он про наш дом поет. Все верно описал: и стены из серебра, и крыша золотая, и всяческое добро. У нас в доме много всякого-разного, ни у кого больше нет. Стен, правда, не тринадцать, но это ерунда. А оказалось, он про дом Первых Людей поет, в Среднем мире. Ну, и что тогда значит: «равного которому нет»? А наш дом?

Мне даже обидно стало!

Много позже я узнал, что таких домов не один и не два. Они и впрямь похожи друг на друга, как капли воды. Типовые, объяснила сестра. Она у меня шаманка-удаганка, все что хочешь, объяснит. Дедушка Сэркен и про нее пел: «Заклинательница восьми небес, врачевательница девяти небес…» А чудо-лиственница, что пошла на столбы — никакая не лиственница. Это вообще не дерево. И камень, из которого порог сложен — не камень. И золото-серебро… Стоп! Золото-серебро — это да, золото и серебро. Но только сверху, тонким слоем. Для красоты и солидности. На деле же под золотом и серебром — совсем другой металл. И добро б только металл! Тринадцать разных слоев — не зря дедушка Сэркен «тринадцать стен» помянул. Зачем столько — мне сестра тоже объяснила. Я вроде бы понял, но это очень сложно. И долго рассказывать. Короче, чтобы каждый сразу видел: здесь живут солнечные айыы! Чтобы проникался уважением, а еще лучше, благоговением. Они и проникались, в точности как Кустур: таращились, будто суслики на курганчиках.