Читать «Откровенные тетради» онлайн - страница 33

— Слышал, что вундеркинд-то наш хвост от жены отворотил. Или врут люди?

— Я слухи не обсуждаю, Иван Иванович.

— Про шкурку-то я смолчал. Теперь тоже, значит, молчать? Все, выходит, прощается нашему герою?

Затем в кабинете у меня появилась Юлия Павловна Миусова. Она начала издалека, очень осторожно и пришла к тому же, что и Суворов.

— Понимаете, Борис Антонович, если все это правда, то я, как профорг, не могу остаться в стороне. Да мне просто жаль девочку.

— А вы поговорите с Катей, — предложил я. — Только не как профорг, а просто как женщина с женщиной.

— Я уже поговорила. Она ни в чем не хочет признаваться. Делает вид, что ничего не понимает. Твердит, что у них все хорошо, а сама подурнела и глаза заплаканные. Я уж по-всякому… Но вы же знаете, как она боготворит своего Сережу. Это настоящий культ!

Я обещал ей потолковать с Кротовым.

Но уже на следующий день он сам пришел ко мне, причем не в рабочий кабинет, а домой.

Впрочем, сначала был телефонный звонок.

— Борис Антонович? Мне нужно с вами поговорить. Срочно!

— Что случилось?

— По телефону не объяснишь. Можно зайти?

— Ну, заходи, раз срочно.

В семнадцать лет, как я заметил, не срочных дел не бывает.

Кротов явился мгновенно, словно стоял за дверью. Он был сильно возбужден; рот приоткрыт после быстрого бега, глаза напряженные. Пока жена накрывала на стол, он весь извертелся в кресле, выкурил две сигареты. Я встревожился, поскорее выпроводил жену в другую комнату, плотно прикрыл дверь.

— Ну, в чем дело? Что стряслось?

— Катя уезжает! — выпалил Кротов.

— Что за новости? Как уезжает? Куда?

— В Москву, к матери.

— Ничего не понимаю. Я ей отпуска, кажется, не давал.

— А теперь дадите. У нее телеграмма. «Мама тяжело больна. Срочно выезжай. Отец», — процитировал Кротов. — И заверена поликлиникой. Все честь по чести.

— Неприятная новость, — сказал я.

Кротова подбросило на стуле.

— Это фальсификация, Борис Антонович!

— Что-о?

— Телеграмма фальшивая! Подделка! Вранье! Они хотят забрать Катю, понимаете?

— Нет, не понимаю. И не думаю, что это вранье. Даже уверен, что не вранье. Сядь, успокойся. Какие у тебя основания подозревать Катиных родителей?

— Они меня ненавидят. Считают, что я испортил ей жизнь.

— Для этого у них есть кое-какие основания, правда?

— Ни фига у них нет! Катя счастлива!

— Ты уверен?

— Уверен, еще как! А они считают, что Катя — вещь. Хотят распоряжаться ею, как вещью.

— Выпил! Пол-литра водки!

— Молодец! Прогрессируешь. Вот что я тебе скажу: умерь свой пыл. Ты несправедлив и необъективен. Для писателя, а ты им, кажется, себя считаешь, это огромный порок, а для человека — непростительный.

— Да вы бы знали, что это за люди! Особенно мать!

— Ну, расскажи. Я послушаю.

— У них расчет. Они все планируют. Все рассчитали наперед. Сначала Катя кончит школу, потом кончит институт, потом выйдет замуж, потом они ей купят квартиру, потом обставят ее мебелью, потом появится ребенок, потом они выйдут на пенсию, потом будут нянчить внуков, потом они умрут, потом умрет Катя, потом все сгниют.