Читать «В стране долгой весны» онлайн - страница 120

Евгений Фролович Рожков

— Дурак всегда надежнее.

— Значит, если я никуда не пробился, так мне места в истории нет? А мне страшно, что когда я коньки отброшу и меня зароют, обо мне памяти не останется.

— История — вещь суровая. Но зачем тебе история?

— Обидно, что они через сто лет о нас, обо мне ничего не будут знать.

Ему всегда было горько, когда он думал о смерти, о времени… Подступили слезы от жалости к себе, к другим, к своим детям, ко всему, что тленно и недолговечно на свете.

— Ты думаешь, я делал эту книгу для того, чтобы прославиться? — вновь заговорил Травов. — И вовсе нет. Просто я хочу, чтобы они там знали, что мы были. Чтобы просто помнили.

— Ну и что с этого, что будут помнить? Не вижу смысла в этом. Ну будут помнить, а дальше что?

— Как что! Да теперь-то я был бы самым счастливым, если б знал, что они будут помнить.

— Хорошо, будь счастливым. Я забираю эту книгу в фонды музея. Через столетия она дойдет до жителей нашего города и напомнит им о том, что Травов Ефим Иванович, медник строительного управления, жил в этом городе, что-то делал, с кем-то ругался, что-то признавал, что-то отвергал, ругал начальство и хорошо пил водку.

— Откуда они узнают?..

— О водке?

— Нет, о том, что я именно Травов Ефим Иванович.

— Как же ты ж ведь автор и изготовитель этого фолианта.

— Там нигде нет моей фамилии. Я специально не писал ее. Я не хочу славы.

— Хорошо, пусть будет так. Выпьем…

От выпитого мутнел рассудок. Черетченко вдруг показалось обидным, что о каком-то Травове, об этом простом меднике, будут знать там, в будущем, а о нем, о научном сотруднике, знать никто не будет.

— Хорошо, пусть будет так, — выпив, пробормотал он. — Только на одной странице я напишу о себе. Сжато и в очень понятной и популярной форме, стараясь сохранить единство стиля.

— Так не пойдет, — упрямо промычал Травов. — Примазываться вообще стыдно.

— Я, что, прилипала?! — закричал Черетченко, и глаза его округлились. — И тебе тогда никакой истории. Забирай свою дрянь и сходи с ней в отхожее место.

Он оттолкнул от себя книгу, и она упала на пол с глухим тяжелым стуком.

— Гад ты! История таких прилипал всегда осуждает.

Лицо Черетченко стало бледным. Он поднялся из-за стола. Его качало.

— Я набью тебе морду, если ты не извинишься!

— Ты действуешь методами пентагоновского генерала. Я подчиняюсь, но в принципе ты совершенно не прав.

Черетченко поднял книгу, стер рукавом с обложки пыль, достал фломастер. В конце книги оставалось несколько чистых страниц. Раскрыв книгу на одной, научный сотрудник кривым, нечетким почерком стал писать, бормоча написанное вслух:

«Открытое письмо Александра Николаевича Черетченко к потомкам. Обращаясь к вам, наши дорогие потомки, я хочу сказать, что мы жили весело, дружно и приятно. Если вы будете «копать» нашу жизнь, то поймете. Вы там все трезвые, а трезвый пьяному не товарищ. Очень важно в наше время иметь характер и знакомых. Нас не понимали жены и начальники, но мы болели душой за общее дело».