Читать «Собрание сочинений в 12 томах.Том 11» онлайн - страница 310

Вместе с ним мы вышли в степь, расстилавшуюся за лагерем. Там на траве лежали три трупа, зачищенные до костей, начиная от пояса.

— Кто это их так искромсал? — спросил я.

— Мои люди съели их, — ответил он без запинки. Потом добавил: — Только те, у кого маленькие дети, не едят человеческого мяса, остальные не отказываются.

Слева от нас лежал труп рослого мужчины без головы, с огнестрельной раной на спине. (Все трупы были голые.)

— Куда девалась его голова? — спросил я.

— О, из нее сделали миску, тереть табак и диамбу.

Продолжая осмотр, мы бродили до вечера и насчитали сорок один труп. Остальные были употреблены на еду.

На обратном пути мы заметили труп молодой женщины, убитой выстрелом в затылок, без одной руки. Я попросил объяснения, и Мулунха Нкуса ответил, что им велят у всех отрубать правые руки и сдавать государству по возвращении из экспедиции.

— А не могли бы вы показать мне эти руки? — спросил я.

Он провел меня под навес, где тлел костер, и там я увидел все эти правые руки, висевшие над огнем; я насчитал 81.

У них в заключении томилось не меньше 60 женщин (Бена Пьянга). Я их видел. Мы считаем, что подвергли это преступление весьма тщательному расследованию. По нашему мнению, оно было совершено в соответствии с предварительным планом: обобрать туземцев до нитки, загнать этих несчастных в западню и уничтожить».

Итак, еще одна подробность — людоедство! С оскорбительной назойливостью теперь заговорили о людоедстве. Причем клеветники не упускают случая подчеркнуть, что, поскольку я самодержец и одного моего слова достаточно, чтобы любое дело прекратить, постольку все, что совершается, совершается с моего соизволения и может быть причислено к моим действиям; иначе говоря, это делаю я, а рука моего агента — по сути дела моя рука! Неудивительно, что меня изображают в королевской мантии, с короной на голове, жующим человеческое мясо и возносящим благодарственную послеобеденную молитву. О господи, когда добрым людям попадается такая писанина, как исповедь этого миссионера, они просто теряют покой. Начинают кощунствовать — сетовать на бога: как, мол, он терпит на земле такого дьявола? То есть меня! На их взгляд, это непорядок. Их в дрожь бросает при мысли, что за двадцать лет моего владычества число жителей Конго сократилось с 25 миллионов до 15. «Король, у которого на совести 10 миллионов убийств! — шипят они и добавляют: — Рекордсмен!»

А многие уверяют, что не 10 миллионов, а гораздо больше: мол, если бы не моя деятельность, то при естественном приросте населения в Конго было бы в настоящее время 30 миллионов, — значит, на моей совести еще 5 миллионов, а в общей сложности 15 миллионов. При этом вспоминают сказочку о человеке, убившем курицу, которая несла золотые яйца, — сколько бы она еще снесла, не перережь он ей горло! Таким-то образом я и вышел в рекордсмены! Вспоминают, что в Индии раза два в тридцать лет Царь-Голод уносит до 2 миллионов из ее 320 миллионов жителей, и весь мир содрогается от ужаса и проливает слезы; а потом смеют уверять, что миру не хватило бы слез, если бы я и Царь-Голод на 20 лет поменялись местами. Людская фантазия все пуще распаляется, и вот уже Кто-то вообразил такое: двадцатилетний срок кончился, и Царь-Голод является ко мне и падает мне в ноги со словами: «Наставляй меня, о господин мой, теперь я уразумел, что я лишь скромный твой ученик!» Или такая картинка: приходит Смерть со своей косой и песочными часами, предлагает мне в жены свою дочь, хочет передать мне все свое дело, чтобы я его реорганизовал и возглавил. Возглавил всемирную фирму! Болезненная фантазия людей уже не знает удержу: начинают выискивать аналогии в мировой истории, штудируют биографии Аттилы, Торквемады, Чингисхана, Ивана Грозного и прочей подобной публики и, злорадно торжествуя, заявляют, что нет мне равного. Тогда принимаются изучать знаменитые землетрясения, ураганы и бури, извержения вулканов и другие катастрофы и выносят решение: всем им далеко до меня! Но, наконец, они все-таки находят (так им, по крайней мере, кажется) одно подходящее сравнение и нехотя признают, что было такое бедствие, как я, правда, одно-единственное — всемирный потоп. Ишь куда загнули!